Он был уверен в себе и инициативен, а неопределенность и неизвестность только куражировали и подзадоривали его. Это ведь он сказал в кафе «Полярная звезда» на Учредительной конференции в 1988 году на тот момент совершенно невообразимое: «Я вижу, что выходит в свет наша Всесоюзная газета „Оптималист“!»
?!..
Какая газета, независимого от КПСС движения «неформалов», да еще при существовавшем тогда негласном запрете на публикации о трезвости?! Какая газета, если мы размножали свои материалы либо с помощью пишущих машинок, либо подпольно на РЭМах и ЭРАх, рискуя попасть в поле зрения недреманного ока руководства Первого отдела и сотрудников КГБ?! (Ученым из новосибирского Академгородка было чуть полегче – в их распоряжении были алфавитно-цифровые печатающие устройства – АЦПУ, – и матричные принтеры).
Но вот, он встал и сказал. И – «…25 августа 1990 года Юрий Александрович Соколов держал в руках первый номер отпечатанного в типографии Лениздата 25-тысячным тиражом вестника Всесоюзного объединения „Оптималист“. Восемь полос половинного формата „Правды“ выгодно отличались необычной по тем временам компьютерной версткой и четкостью печати». (Г. Симакова, В. Симаков. «Трезвый голос в пьяном хоре»).
Он пробудил интерес общества к научно-практическому наследию выдающегося ученого, которое стало, наконец-то, доступным благодаря активным действиям Люции Павловны Шичко. Он своим подвижническим трудом вписал свое имя навечно в историю трезвеннического движения России, имя, по праву вставшее рядом с такими именами, как Ф. Г. Углов и Л. Н. Толстой.
Не единожды размышлял я над характером и сутью взаимоотношений, бытовавших между Соколовым и соратниками. Тема интереснейшая, не раскрытая и ждущая еще своего проницательного исследователя.
Отметим пока лишь то, что к ярким фигурам трезвеннического движения наши соратники относятся по-разному: уважают, обожают, восхищаются, презирают, ненавидят, похлопывают запанибратски по плечу, именуют не по имени-отчеству, но кастрационно-уменьшительно, как бы на западно-еврейский, «демократический» манер – Беня, Яша, Миша…
Вся эта, и не только эта эмоционально-коммуникативная палитра относилась, конечно же, в полной мере и к Юрию Александровичу. Но и он, скажем прямо, выражал свое отношение к людям по-разному: от бурного негодования до трогательной восторженности. Однако, и все же, как мне представляется, он единственный кого еще и… любили. (Конечно, не те, кто ненавидел). И даже более того, ему бывали еще и благодарны!?.. (Хотя тех, кто был неблагодарен, тоже имелось вдосталь).
И вот это-то для меня и является наиполнейшей загадкой.
Занятия с пьющими да с курящими проводили – эка невидаль, – сотни из нас. И бывали случаи наисложнейшие. И прошли через курсы тысячи курящих да пьющих. И становились они отрезвевшими, словно заново родившимися, и уважаемыми, и успешными. И дарили нам за то букеты цветов и посвящали стихи, и говорили «большое, сердечное спасибо», и крепко, искренне жали руку, и было это все распрекрасно и трогательно до слез, но… Юрия Александровича-то… любили?! Знать, дело не просто в том, что помог отрезветь. За трезвость – жмут руку, говорят спасибо и дарят цветы. Любят же…
Впрочем, не столь это сейчас уже и важно. Когда на дворе сентябрь 2010-го, куда важнее вспомнить, что был в нашей жизни щедрый, добрый, сильный человечище, заронивший в души наши теплую искорку, и пробудивший жажду помощи тем, «кто во власти зла, в плену иллюзий, миражей и фальши», и побудивший нас спешить «делать добрые дела», и «руку протянуть упавшим»…
