Вчера ее заливало море звука и света, со всех сторон сияли цветные огни, снизу стелился дым, гремели овации и усиленные микрофоном команды, а сегодня от всего этого великолепия и следа не осталось. Сцена пустовала, зал, насколько можно было разглядеть в темноте, тоже. Свет горел только в оркестровой яме, да еще вдоль ее края небрежно, явно на скорую руку, проложили ядовито-зеленую светодиодную ленту.
– Вчера ее не было, – отметила Ирка, легонько попинав носком ботильона эту цепочку болотных огней.
– Запоздалые меры безопасности.
Я осторожно приблизилась к обозначенному светодиодами краю, присела на корточки и заглянула в оркестровую яму.
Не ожидала, что она окажется такой глубокой!
И пустой.
– Ну, что скажешь? – Моему Ватсону не терпелось услышать какое-то резюме.
– Оркестровую яму придумал Рихард Вагнер, автор не только замечательных музыкальных произведений, но и концепции «невидимого оркестра». Ты знаешь, что он называл оркестровую яму мистической бездной? – Я обшарила взглядом упомянутое пространство: ничего!
– Очень поэтично, а по существу дела есть какие-то соображения?
Я встала и отошла от греха подальше в глубь сцены.
– Только одно, но важное: для Барабасова упасть туда было равнозначно смерти. Может, кто-то помоложе и покрепче отделался бы переломами, но не старичок с проблемами опорно-двигательного аппарата.
– То есть ты хочешь сказать, если падение было подстроено, то это натуральное убийство?
– Угу. – Я шагнула за кулисы и похлопала по матерчатым стенам, привлекая внимание прячущегося где-то Песоцкого.
На сей раз нам явилась не рука его, а голова.
– Все, уходим? – с надеждой поинтересовался наш нерадивый гид.
– Уходим, но недалеко, – не обрадовала я. – Теперь нужно посмотреть гримерку, где погибший вчера устраивал закрытый прием с фуршетом.
– Могу только дверь показать, идите за мной.
Мы снова зашагали по коридору, но уже по другому – более широкому и со стенами, обшитыми деревянными панелями.
Нужная нам дверь не имела никаких опознавательных знаков и была опечатана полоской бумаги с чернильными оттисками.
– Это не полицейская бандероль. – Ирка наклонилась, разглядывая печати.
Их наляпали в избыточном количестве и без всякого порядка: хаотично, одну на другую, как будто дверь опечатывал эпилептик в припадке. Опять же, чернила были использованы красные – нехарактерно для служивых.
– Тут герб с орлом и вензель с инициалами, кажется, буквы «И» и «А», что это значит? – Подруга, стоя с согнутой спиной, вывернула шею и озадаченно поморгала мне снизу.
– Ну, если бы в вензеле были «А» и «И», я бы предположила, что речь об Анне Иоанновне, хотя при чем тут она? – Я тоже склонилась, разглядывая мешанину красных оттисков, и наконец рассмотрела. – А, так это экслибрис! «Библиотека какого-то ИА», понятия не имею, кто это…
– В таком случае позвольте представиться: Игорь Кириллович Аметистов, – досадливо и сердито произнес мужской голос. – Директор этого… проходного двора!
Мы с Иркой распрямились и увидели немолодого господина в хорошем английском костюме и с прической, которую уважающий себя джентльмен скрывал бы под шляпой даже в помещении: лысина на полголовы в окружении довольно длинных и сильно вьющихся рыжеватых волос. Они торчали во все стороны, сияя в свете ламп на потолке, как золотой нимб.
– А вы кто такие и что тут делаете, разрешите поинтересоваться?
Я вынула из кармана удостоверение члена Международного союза журналистов. Как знала, что пригодится!
