Под рукой произошло маленькое чудо: то, что, казалось, умерло от усталости, вдруг расцвело и гордо расправило могучие плечи. Обнаженная, прохладная грудь Оллы прижалась к его зудящей от свежей татуировки груди. Грудь была небольшая, приятной заостренной формы с большим соском, очень упругая. Мите захорошело.
– Эй, Димитриос! Ты будешь пахать сегодня свою пашню или нет? – неожиданно раздался голос соседа справа, африканца Феликса (Феликсом его назвали уже в школе, так как его настоящее имя было не произнести), – Я хочу спать, но надеюсь прослушать хотя бы первую борозду!
– И я тоже! Не будь свиньей, поторопись! Ведь вставать с зарей! – поддержал сосед слева, аравийский еврей Моше.
Ну, паршивцы! Что им тут, консерватория, или где? Сеанс эротики ждут, надо же!
Олла нисколько не смутилась. Рассмеялась заливисто, и взяла инициативу в свои… свою… Г-м, в лоно, в общем. Делала она это со всем усердием, Митя тоже старался. Когда они кончили, слушатели зааплодировали.
– Бис! – крикнул Феликс.
– А вот те шиш! – отрезала Олла, целуя Митю в татуировку, – Он устал, отдыхать теперь будет! Если хотите послушать ещё, молитесь богине Венере, чтобы благословила Димитриоса на новую эрекцию!
Н-да, такая вот, непосредственность!
Ответом было молчание. Все уже спали.
Уснули и они в объятиях друг-друга. За ночь Венера благословила их ещё два раза. Дело-то, молодое!
Утром, проснувшись по гонгу, Митя уже не нашел рядом своей случайной подруги. Эх, жалко, так ведь и не разглядел её лица.
Не, что делать? Каждый день одно и то же! Уже четыре дня прошло, а я ни в зуб ногой. Информации никакой. Пытался с бойцами поговорить, карту нарисовать – все неграмотные, где Рим, и то не знают. Да и как бежать? Даже если и сбежишь, один, без языка, без одежды далеко не уйдешь! Поймают, выпорют, а то и распнут… Ситуация, однако. Надо думать. Между прочим, завтра выходной, Феликс сказал. Целый день свободного времени, это куда ж его девать-то? Ну, высплюсь от пуза, а дальше что? Такие мысли одолевали Митю, лежащего на своём тюфяке после отбоя. За эти дни он похудел, тело налилось силой. Уже намного легче переносил он изнуряющие тренировки, привык к грубой пище. Сегодня, например, на ужин были бобы, которых он раньше на дух не переносил. Гладиаторы поэтично называли бобовую похлебку «музыкальный суп», что подтверждалось теперь доносящимися до слуха звуками. Прямо духовой оркестр, только вразнобой.
О, к Феликсу женщина пришла! Брунгильда, судя по акценту. Ну, что ж, послушаем! Сеанс эротики, неплохая развлекуха!
– Салют, загорелый!
– Салют, булочка непропеченная!
– Ты красивый, уголек, мне повезло сегодня!
– Иди сюда, золотоволосая! Тебе повезло гораздо больше, чем ты думаешь!
– Ой! Что это?
– Что, что… Угадай! Во, правильно думаешь!
– Эй, ты меня убьешь этой своей штукой! Боги, Тор и Один, помогите мне! Ух! Ай! Ой! О-о-о!
Феликс пыхтел, как паровоз, тянущий грузовой состав на подъем. Судя по всему, он раздухарился не на шутку. Брунгильда подвывала жалобно. Вот, вот… Процесс, похоже, вступал в завершающую фазу. Рычание раненого леопарда сотрясло барак. Все слушатели, и Митя в том числе, горячо зааплодировали. Потом притихли и снова прислушались.
– Эй, беленькая! Ты живая?
– Ох… Чуть глаза не выпали, противный! Теперь три дня раскорякой ходить буду…
– Да брось! Не все так плохо, скорее, даже хорошо. Мне, например, хорошо, ха-ха!
