Динара - страница 6



. Но в итоге никто никого не наказывал. Всем было не до этого.

В разгар рабочей смены, когда нервы каждого работяги висят на нитке, когда речь идёт о том, будет ли массовая драка между курдами и киргизами – всем: начиная от управляющего отеля и, заканчивая нами, помощниками официантов – было плевать на ножи и вилки, случайно выброшенные в мусорный бак.

Красавец Айкал поменял мне тачку, это сразу почувствовалось – все четыре колеса крутятся идеально, тачка пустая. Я словно лечу.

На Büyük Teras ещё один скандал. Русский мужчина орёт на нашего начальника, мол, почему его суп убрали, пока он отлучался: ты что, слепой? Здесь стоял мой суп, сейчас его нет!

Şükür şef его вежливо успокаивает.

– Слущай, уважаеймый! Нье нужна так са мной разговарьивайть, я нье слепой, – спокойно, на русском языке отвечает ему курд-Шукур с кавказским акцентом.

Русского успокоили.

Проходит минут десять, тачка снова забита. Я еду на background. Снова лавирую среди толпы туристов, стараюсь не сбить детей и не уронить посуду. Мне кажется, из меня вытекло ведро пота.

Background забит под завязку. В коридоре длиною метров десять и шириною в полтора, выстроились киргизы-тачечники – кто-то не успевает разгружать посуду. Всё это – уже за кулисами. То, что там происходит, гости не могут видеть: узкий коридор заполняется водой, киргизы злы друг на друга, на курдов и на весь мир.

– Болгулачы>11, зае…ли! – Отчаянно кричит смуглый киргиз.

– Биякта>12 пробка, – отвечает ему кто-то равнодушно.

Дело идёт медленно. Через каждые секунд тридцать из background вылетает мокрый киргиз, облегчённо вздыхает и ведёт пустую тачку в свой зал.

Подходит моя очередь. Завожу тачку. Сливные дыры в полу забиты мусором: ломтики лимонов, огрызки, листья салатов, битое стекло, куриные косточки, крышки от винных бутылок, стопки салфеток, трубочки для напитков – от этого потоп. Мне не хочется делать то, что в последующие четыре месяца я буду делать вполне спокойно. Я не хочу ходить по воде и добивать свою полумёртвую мочеполовую систему. Поначалу это кажется безболезненным: вода ведь не холодная, а я молод и полон сил.

На меня кричит посудомойщица-курдянка. Ей лет сорок пять. Зубов нет, голос прокурен. Не понимаю, что она хочет – она кричит только на меня. Знать бы мне турецкий!

Снова недовольные глазки Айбека. Он зол на меня, я на него. У нас нет времени на разборки. Ещё и смуглый качок Окан точит на меня зуб. Он видит, что я не похож на агрессора. Таких, как я, толпа любит опускать на самое дно. Окан недовольно рассматривает меня, как вернувшийся с работы старый муж рассматривает невкусный ужин, приготовленный женой.

Вывожу свою тачку. Залы ресторанов кажутся мне холодными по сравнению с баней на background – там всюду горячая вода и пар из makine>13. Я мёрзну одну минуту, потом снова становится жарко.

Ужин в разгаре. Бегаю с грязными тарелками как сумасшедший. Начальство делает мне замечания по поводу того, что я слишком медленно работаю. Делаю вид, что не понимаю.

Ферат предлагает мне большой кусок пиццы.

– Ye, ye>14, – шепчет он, пытаясь спрятать кусок в нижний ярус тачки.

– Жок>15, – отвечаю я по-киргизски.

Он пытается уговорить меня, но я опасаюсь, что это проверка.

Третий рейс на мойке. Там произошла стычка между двумя киргизами. Кто-то кого-то не пропустил или задел, случайно облил водой или не уследил за речью. Подробностей я не узнал. Для конфликта серьёзный повод и не нужен.