«Только не я», – эхом отозвался пьяница с передатчиком на спине.
«В каком направлении?»
«Вот еще! Вы у нас великие следопыты, – насмешливо отозвался Зарфо. – Вам не пристало расспрашивать деревенских простаков!»
Дирдиры вернулись к воздушному экипажу поспешной размашистой рысью. Аэромобиль стрелой взвился в воздух.
Зарфо преградил дорогу трем агентам дирдиров с широкой улыбкой, не предвещавшей ничего доброго: «Вы, голубчики, гостите у нас в Смаргаше – и нарушаете наши законы? Известно ли вам, что наступила пора противоестественных грез, Балуль-Зак-Ахг?»
«Мы обошлись без насилия, – заявил фальшивый лохар. – Каждый занимается своим ремеслом».
«Грязное твое ремесло! Из-за вас дирдиры чуть было не устроили бойню посреди Большой ярмарки! Где дружинники? Я обвиняю этих трех в нарушении священного перемирия и предаю их в руки правосудия!»
Вызванные хранители спокойствия схватили и уволокли протестующих, причитающих, выкрикивающих требования и угрозы шпионов.
Зарфо вернулся к сараю, открыл дверь: «Уезжайте поскорее, дирдиры вот-вот вернутся». Он показал рукой на двор: «На запад отправляется фургон, воспользуйтесь случаем».
«Куда он нас довезет?»
«До окраины нагорья. Дальше – страна пропастей, мрачные места. Здесь вас прикончат дирдиры. Они не люди, для них Балуль-Зак-Ахг ничего не значит».
Рейт вышел, посмотрел на двор – на пыльные каменные и бревенчатые строения Смаргаша, на черно-белых лохаров, на убогую старую гостиницу. Здесь, впервые на Тшае, он смог на какое-то время отдохнуть, почувствовать себя в безопасности. Теперь жестокость бытия опять выгоняла его в неизвестность. Он глухо сказал: «Нам нужно пятнадцать минут – собрать пожитки».
Аначо отозвался упавшим голосом: «События не оправдали моих надежд… Что же, подтянем ремни и сожмем зубы. Тшай – планета лишений».
Зарфо явился в гостиницу с белыми рясами и заостренными касками серафов: «Наденьте это. Может быть, маскарад позволит выиграть час-другой. Поторопитесь – фургон уезжает».
«Подожди! – Рейт выглянул на двор перед гостиницей. – За нами еще могут следить».
«Тогда выходите с заднего хода. Как бы то ни было, все предусмотреть невозможно».
Рейт не стал возражать. Зарфо явно нервничал и торопился отправить их подальше, в любом направлении.
Молча, погрузившись в безрадостные думы, трое друзей подошли к фургону. Зарфо напутствовал их: «Никому ничего не говорите, притворяйтесь, что предаетесь молитвенным размышлениям – это свойственно серафам. Перед заходом солнца поворачивайтесь лицом на восток и громко возглашайте: „Ахх-оо-ча!“ Никто не знает, что это значит, но серафы всегда так делают. Будут приставать с расспросами – говорите, что ездили в Смаргаш купить ароматные эссенции. Давайте, садитесь, езжайте! Желаю счастливо вырваться из когтей дирдиров и добиться успеха во всех начинаниях. Если вас постигнет беда, помните: двум смертям не бывать, одной не миновать!»
«Спасибо за утешение», – сказал Рейт.
Самоходный фургон громыхал на восьми высоких колесах по горной равнине – все дальше и дальше от Смаргаша, на запад. Рейт, Аначо и Траз сидели в одиночестве в кормовой пассажирской кабине.
Аначо оценивал их шансы с изрядной долей пессимизма: «Дирдиры быстро сообразят, что к чему. Трудности их только подстегивают. Знаете ли, детеныши дирдиров – дикие маленькие бестии! Их приручают и усмиряют, а потом только учат уму-разуму. В глубине души каждый дирдир навсегда остается хищником, охота – его неукротимая страсть».
