«Дилетанты», – подумал Джэнсон. Часовой на посту ни в коем случае не должен выдавать себя дополнительным освещением и чем бы то ни было занимать свои руки – самое важное оружие.
С другой стороны, кто эти люди? Между Халифом и его приближенными, прошедшими школы подготовки террористов на Ближнем Востоке, и их последователями, по большей части набранными в деревнях из числа неграмотных крестьян, лежит огромная пропасть.
Здесь обязательно есть хорошо обученные часовые и солдаты. Но все их внимание обращено на то, что находится вокруг Каменного дворца. Они несут караул на крепостных стенах и башнях. А тем, кто остался во дворе крепости, поручена относительно простая задача поддерживать внутренний порядок, следить за тем, чтобы никакой обкурившийся гашиша буян не побеспокоил сон Халифа и его высших офицеров.
Несмотря на то что они стояли всего в нескольких футах друг от друга, Катсарис заговорил шепотом в пленочный микрофон, и Джэнсон услышал в наушнике его многократно усиленный голос:
– Один часовой. В юго-западном углу. Сидит. – Секундная пауза. – Похоже, в полудреме.
– Трое часовых, – также шепотом ответил Джэнсон. – На северной веранде. Спать и не думают.
Ни тому ни другому не нужно было напоминать, что при освобождении заложников идти надо в ту сторону, где больше охраны. Если, конечно, противник не поставил засаду: часовые на виду, в одном месте, то ценное, что они охраняют, – в другом, а где-то притаился еще один отряд охраны. Однако в данном случае места для сомнений не было. Из чертежей четко следовало, что подземелье находится под северной частью двора.
Джэнсон медленно направился влево, вдоль стены, а затем под нависающей западной верандой, двигаясь полупригнувшись и прячась за парапетом. Нельзя чересчур полагаться на темноту: палочку в сетчатке человеческого глаза может активизировать один-единственный фотон. Даже самой черной ночью есть тени. Джэнсон и Катсарис собирались по возможности держаться этих теней: они крались вдоль стен, избегая открытых мест.
На какое-то мгновение Джэнсон застыл и даже перестал дышать: он только слушал. Издалека доносился ровный, приглушенный рев моря, набегающего на скалы, на которых стояла крепость. Где-то кричала ночная птица – наверное, баклан, – а в лесах к югу от дворца трещали и жужжали тропические насекомые. Это был звуковой фон ночи, и его следовало принимать в расчет. Невозможно двигаться абсолютно бесшумно: ткань шелестит о ткань, волокна нейлона шуршат, соприкасаясь с конечностями человека. Подошвы, даже сделанные из толстой мягкой резины, издают звук, соприкасаясь с землей; твердые панцири мертвого жука или цикады хрустнут, раздавленные ногой. Акустический гобелен ночных тропиков одни шумы скроет, а другие нет.
Джэнсон вслушался в тишину, стараясь различить движения Катсариса, напрягая слух так, как это не делал ни один часовой, но ничего не услышал. А ему удается двигаться так же бесшумно?
Десять футов вдоль стены, двадцать футов. Послышался негромкий скрежет, и тут же вспыхнул огонек – третий часовой тоже решил закурить.
Джэнсон находился настолько близко, что разглядел в деталях каждое движение. Часовой чиркнул толстой самозажигающейся спичкой по кирпичу, поднес огонь, похожий на пламя свечи, к тонкой длинной сигарете. Через двадцать секунд до Джэнсона дошел аромат табака – он определил, что на самом деле часовой закурил сигариллу. Джэнсон немного успокоился. Яркая вспышка воздействовала на зрачки часовых, что на время ослабило остроту их зрения. Табачный дым выведет из строя их обоняние. А сам процесс курения существенно снизит их способность к адекватным действиям в быстротечной схватке, где доля секунды может разделять жизнь и смерть.
