Директория. Колчак. Интервенты - страница 22

Гораздо резче, чем вопрос об источнике центральной Всероссийской власти, разделял присутствующих вопрос об ответственности или безответственности этой власти. Этот вопрос в связи с вопросом о личном составе правительства, в сущности, и сосредоточил на себе все внимание и остроту борьбы в согласительной комиссии.

Вопрос об ответственности будущего Всероссийского правительства неразрывно связан был с вопросом об отношении к Учредительному собранию старого созыва (1917 г.), фактически, к наличному составу съехавшихся в Уфу его членов, то есть к самарскому Комучу, как источнику власти.

Претензии самарского Комуча, как выразителя верховных прав Всероссийского Учредительного собрания, слишком отчетливо прозвучали в декларации, заявленной его председателем Вольским.

Предпослав обширное обоснование высказываемым положениям, Вольский заявил, что «верховная власть в России для устроения государства в тех условиях, в коих Россия теперь находится, может принадлежать только тому Учредительному собранию, которое существует»; далее, что «съезд членов Всероссийского Учредительного собрания, съезд, в состав которого могут входить все члены Учредительного собрания, появляющиеся на этой территории, должен быть тем органом, который даст санкцию той государственной власти, какая будет здесь образована».

И, наконец, формулируя характер ответственности создаваемой власти перед съездом членов Учредительного собрания (Комучем), он несколько смягчает характер этой ответственности: «ответственность мы здесь не выражаем в каких-либо определенно конституционных формах, указывая только самую общую форму, что съезд членов Учредительного собрания может потребовать к своему рассмотрению[7] те или иные акты этого правительства».

Взгляд, выявленный Самарским Комучем и поддерживаемый частью представленных на Государственном совещании организаций, далеко не разделялся остальными представительствами. Начиная с делегации Сибирского правительства, отношение к Учредительному собранию старого созыва было определенно отрицательное. Некоторую роль в этом отношении сыграли обстоятельства разгона этого собрания в знаменательный день 5 января 1918 года. Уж слишком как-то просто произошел факт разгона, и слишком пассивно отнеслись к производимому над ними насилию и председатель Учредительного собрания, и наличные члены, заседавшие 5 января в зале Таврического дворца.

Кроме того, и это, пожалуй, самое главное, исключительно партийный состав этого Учредительного собрания, огромное представительство от не существовавшего уже фронта, видимо, не внушали особого доверия даже представителям умеренной демократии, не говоря уже о буржуазии и правых группировках. Для них это был только «живой труп» – не больше.

Особенно определенно выразилось это отношение в заявлении представителя объединенного казачества: «Искони демократические, представленные на Государственном совещании Оренбургское, Уральское, Сибирское, Семиреченское, Астраханское, Иркутское и Енисейское казачьи войска, не признающие в своих областях иной власти, как власти народной, выраженной войсковыми кругами и органами, ими избираемыми, считают, что в государстве Российском вся власть должна принадлежать, как истинному выразителю воли народной, полноправному Всероссийскому Учредительному собранию нового созыва».

Отсюда и вывод, что создаваемая Всероссийская верховная власть действует: «в обстановке полной деловой самостоятельности и независимости и ответственности перед Всероссийским Учредительным собранием