Директория. Колчак. Интервенты - страница 75
Конечно, Вологодский, которому адресовался этот «ультиматум», даже при желании не мог выполнить и сотой доли того, что от него требовалось.
Другой телеграммой Совет управляющих ведомствами заявил, что он берет на себя всю полноту власти на территории Учредительного собрания (то есть до границ Сибири). Доставлен был и плакат, гласивший:
«В Омске совершен государственный переворот. Арестованы… становитесь все в ряды русско-чешских полков имени Учредительного собрания, в ряды отряда Фортунатова и добровольческих полков Народной армии. Не медлите ни часа. В промедлении – смерть демократии. А вместе с ней – и смерть начавшей возрождаться Великой России. К оружию, все за Учредительное собрание!»
Учитывая все те настроения, которые сложились за последнее время против всего, что связано как со Съездом членов Учредительного собрания, так и вообще с партией эсеров, можно было смело утверждать, что в тех слоях, которые проявляли то или иное активное участие в борьбе, воззвания эти почвы иметь не будут. Массы же подготовлены не были.
Выиграют, и выиграют крупно, от всей затеянной Омском и возглавленной Колчаком авантюры только большевики.
Говорил по аппарату с командиром корпуса генералом Люповым. На его фронте главный нажим. Он в отчаянии: одновременно получены и распоряжения Колчака, и упомянутая выше телеграмма Совета управляющих ведомствами. Просил передать глубокую благодарность доблестному А-му офицерскому отряду. 3 часа ночи. Тяжело.
Челябинск. 20 ноября
Продолжается мучительная работа мозга. «Что делать?» – вопрос этот отнюдь не потерял своей остроты.
Дольше оставаться в Челябинске не было смысла, если не подымать фронта против Омска.
Голос благоразумия все настойчивее убеждал временно уйти, не делать новых осложнений в армии. У каждого политического деятеля и свое время, и своя судьба.
Донесся слух, что Авксентьев и Зензинов выселяются за границу. Возможно, что и мне придется создать себе каникулы, с 14-го года я в страшном водовороте – пора и отдохнуть.
Был генерал Сыровый, весьма резко отозвался об омцах. Он хорошо их знал еще по борьбе в районе Омска, за время майско-июньского восстания чехов.
Явились новые предложения борьбы с Омском. Представители местной демократии заявили, что на первое время есть даже и деньги. Вырисовывались некоторые шансы на успех, но они должны были вызвать большие осложнения, а вместе с тем и создать ореол мученичества Колчаку и его сотрудникам, если бы они, не показав себя, принуждены были уйти от власти. Пусть покажут.
Как странно! Там, где, казалось, должно было быть наиболее яркое выражение воли к борьбе, наоборот, настроение далеко не боевое. Заходивший ко мне И. высказал даже некоторую склонность покончить дело миром. Что это, благоразумие или то отвращение, которое начинает захватывать и меня? Отвращение к повсеместному мелкому предательству, к нарушению элементарного понятия о чести, к циничному отказу от обязательств, принятых на себя в столь, казалось бы, грозный час общей опасности.
Негодование к Омску очень сильно. Заявляют, что если суждено погибнуть, то предпочтут гибель от красной руки большевизма, нежели от черной руки реакционного Омска. Чувствуется, что многие уйдут к привычной работе из подполья.
Был начальник штаба Уральского корпуса генерал С., говорит, что и он не прочь встряхнуть граждан из Омска. Но я как-то не доверяю ему, может быть и несправедливо. Мое молчание смущает Омск, хочется, чтобы я заговорил, С. вызывает на разговоры.