Дитеркюнхель - страница 14




***

– Папу жалко, а так бы я давно уже убежала из дома с бродячим цирком. Они приезжали к нам осенью. Представляешь, поставили огромный шатёр на пустыре, смешно называется – «шапито». На куполе всякие завитки– синие, розовые. И слоны. А живых слонов у них не было. У них был ослик с красным бантом на хвосте, он подпрыгивал и пинал по барабану задними копытами. – Золушка била бельём по воде, то ли изображая ослика, то ли представляя, как она лупит этими наволочками кого-то.

– Ещё были два дядечки на ходулях и вот с такими носами, – маленькая ладошка изобразила яблоко около носа, – они заметили, как я танцую, и сказали, что я талантливая. Меня можно нарядить принцессой, и прицепить к волосам маленькую корону. А туфельки надо сделать с блёстками, чтобы когда быстро кружишься, казалось, что искры разлетаются.

Закончив фразу, Золушка со вздохом посмотрела на свои огромные стоптанные башмаки. Потом вдруг вскочила, бросила мокрую простыню в корзину, и застыла. Глаза её засияли, а губы такт за тактом стали выдавать незатейливую мелодию – «ла! ла-ла-лу-ла пам пам!», девочка распрямилась пружинкой, кисти её рук взлетели вверх, а ноги запорхали, словно на них есть крылышки. Лёгкая стрекоза перелетала с места на место, кружась над поляной. Бросив лукавый взгляд на единственного зрителя, Золушка надула щёки и стала трубить известный марш. Стрекоза улетела, вместо неё потряхивая гривой прошлась в танце лошадка Эни, после неё Ганс, прихрамывая, выделывал несуразные, но ловкие пируэты, появился даже танцующий веник, заставив Дитера хохотать и хлопать в ладоши. Под конец девочка разбежалась и подпрыгнула так высоко, что, казалось, воздух держит её, пронеслась над двумя большими корзинами и замерла рядом с Дитером.

– Здорово! – выдохнул наш герой, – я такого никогда не видел.

– А ещё я хочу танцевать на королевском балу. Там красиво, там играет большой оркестр: скрипки, флейты, трубы, барабан. Я сама не видела, но мне рассказывали.

– У меня тоже раньше был барабан – в Таудене, – начал Дитер и словно споткнулся больной коленкой о что-то острое. Слёзы предательски повисли на ресницах, и он отвернулся, чтобы их не увидела Золушка.

Но его собеседница уже занялась делом – очередная простыня билась в потоке воды большой светлой рыбиной, пойманной на крючок. Вот уже и эта брошена уставшей и бездыханной в корзину, сопровождаемая заразительным жизнерадостным смехом повелительницы мокрого белья.

– Представляешь, а Клара и Эмили уже который день говорят только о принце Гарольде. Вчера они узнали, что его любимого коня зовут Арбалет. Клара тут же в альбоме нарисовала жутко некрасивую лошадь, разукрасила её попоной, розочками и сердечками и – смотрите! – огромный вензель «Г и К», то есть Гарольд и Клара. А Эмили весь вечер сочиняла поэму. Я тебе сейчас её прочитаю. Я запомнила, там всего одно четверостишие.

Золушка отложила простыню, выпрямилась, стряхнула капли с рук, приложила правую ладонь ко лбу, а другую отвела в сторону и немного за спину, закатила глаза и противным голосом завыла:

– О, Арбалет, неси его ко мне!

Я вся в огне, я без него скучаю,

Любви моей источник нескончаем,

И сердце словно скачет на коне…

Дитер рассмеялся, стихи больше подходили пышной томной даме с веером, но никак не тощей, немного неуклюжей Эмили. Он сегодня видел их с Кларой, выезжающих с матерью к портному. Клара, хоть и старшая, но ниже сестры. Вздёрнутый нос, капризная напряжённая верхняя губа и визгливый голос – вот всё, чем запомнилась Дитеру старшая из дочерей Хильды. Причёски у девушек были неотличимые – одинаковые накрученные клумбы со свисающими прядями по бокам. Худая нескладная Эмили копировала все движения и повадки своей более самоуверенной сестры и оттого выглядела её карикатурной тенью, даже платье её, хоть и было того же вишнёвого оттенка, но смотрелось чуть темнее Клариного, как и полагается облачению тени.