– Всё проспал, новобранец. Армия уже сложила лагерь и ушла в поход. Ну а наша дорогая Геральдина – на ярмарку. Жди, скоро уж вернётся, угостит чем-нибудь. Пока осваивайся тут, производи р-р-рекогносцировку.
Слово «рекогносцировка» было Дитеру незнакомым, но почему-то понятным. Он ещё раз кивнул, и отправился за дом.
На этот раз он прошёл дальше качелей. За тенистыми деревьями и густым кустарником, был слышен звук текущей воды и равномерное поскрипывание. Шаг за шагом, словно осторожный охотник, мальчик прошёл по тропинке среди кустов. Позади сада протекала неширокая, быстрая речка. За ней город кончался, большое изумрудное поле в мелких крапинках жёлтых, красных, сиреневых цветов дышало покоем. Спуск к воде оказался обрывистым. Сомкнутым строем здесь встало укрепление из брёвен, чтобы берег не размывало. Чуть выше по течению – что-то вроде небольшой плотины. Река вращает водяное колесо, ось которого заходит в крепкое деревянное здание. Так вот что это за скрип. Посидев несколько минут на берегу и кинув пару камушков в воду, Дитер отправился вверх по маленькому журчащему ручейку, который привёл к роднику с прозрачной водой, спрятавшемуся между тетушкиной мастерской и соседским забором.
Дитер нагнулся и попробовал воду на вкус. Та оказалась изумительной, хоть и очень холодной. Вдруг он услышал какое-то хихиканье рядом. Звуки шли от забора. Внимательно осмотревшись, наш герой заметил дырку в ограждении, а там изумрудом на солнце блеснул серо-зелёный глаз. Изумруд поморгал ресницами и исчез. Вместо него над забором появилась пятерня, потом вторая, затем большая матерчатая туфля на загорелой ноге – и вот уже на заборе сидит крайне симпатичная девочка года на два старше Дитера. Она важно поправляет передник на сером платье, шапочку и снова смеётся:
–Так вот ты какой, Дитеркюнхель! Какой хорошенький! Поцелую-поцелую-поцелу-у-ую!
Девчонка ловко соскакивает с забора и быстро начинает приближаться. Дитер от неожиданности взвизгивает и бросается от неё бежать. А позади скачет девчонка и, заливаясь смехом, кричит: «Поцелую-поцелую!» У Дитера мелькнула мысль, что это было бы, наверное, здорово, если бы такая девчонка его поцеловала, но и одновременно как-то боязно. Он бегает и увёртывается от неё, по-поросячьи повизгивая. Так они, запыхавшиеся, выскакивают прямо в объятья только что приехавшей тётушки Геральдины.
– Дитер, чем это тебя так Золушка напугала? Что ж ты визжишь-то как поросёнок?
– Не напугала, – радостно кричит Дитер, – мы просто играем, – и берёт Золушкину руку.
– Ты снова говоришь, мой мальчик?! Ну, Золушка, ты чудо.
***
– А ты знаешь, я иногда могу разговаривать со своей мамой, – Золушка переходит на шёпот. Они раскачиваются на качелях и рассказывают друг другу свои истории. Сад темнеет, наполняясь стрекотанием цикад.
– Мне тоже иногда снятся мои родители, но они не разговаривают со мной, а только грустно смотрят на меня и куда-то уходят. Я им хочу многое сказать, а рот будто заклеен…
– Да нет, не во сне. Сейчас покажу, – Золушка убрала рукой прядь со лба и достала из кармашка на синем фартучке небольшое серебряное зеркальце. – Это зеркало моей мамы, она смотрелась в него часто. Все говорят, что у меня её глаза. Когда я подношу зеркало близко-близко и вижу только глаза, то это её глаза. Я ей рассказываю о себе. Если новости хорошие, она улыбается мне – одними глазами. Иногда в них бывает сомнение или упрёк, и тогда я пытаюсь оправдываться или даю ей слово больше никогда так не делать. Вот недавно я подсунула жабу Кларе в кровать, а маме это не понравилось. Она сделала во-о-от такие глаза.
