Az egyik sor nem sor.
Ket sor – fel ital.
Negy sor – egy sor.
De egy sor nem sor!
(Одно пиво – не пиво.
Два пива – полпива.
Четыре пива – одно пиво.
Но одно пиво – не пиво!)
И закончил фразой на венгерском:
– Egyetdrtek, Caspar? (Ты согласен, Каспар?)
Его взгляд из рассеянного резко стал сосредоточенным, направленным на губы собеседника. Он смотрел именно на губы, но не в глаза. Ответ, также на венгерском, поразил:
– Nem tudok meghalni a kezedben. Ez baleset lesz. Meg kell halnom. Ez a vege. (Я не могу умереть в твоих руках. Это будет несчастный случай. Но я должен умереть. Это конец.)
И снова, как и в первом случае, его взгляд затуманился и потух. Он встал и молча вышел из гаштета.
– Что-то сегодня он недолго, – пробурчал хозяин. – О чем вы говорили? Кажется, это был не немецкий язык?
– Спасибо. У вас прекрасное пиво. – Пропуская мимо ушей его фразы, заплатив, поднялся и направился вслед Обреченному. Он был в шагах пятнадцати впереди, шел, слегка пошатываясь, периодически опираясь на стены домов. Проводив его до дома и уяснив, где он живет, вернулся к себе. Полдела сделано. Но что значили его слова?..
Декабрь. Оставался месяц. В Нюрнберге наступила Christkindlesmarkt – дословно переводится с немецкого как «рынок младенца Иисуса» – Рождественская ярмарка. Она является одной из старейших не только в Германии, но и в Европе. Тысячи приезжих стараются попасть на нее.
Был морально готов к тому, чтобы выполнить указание. Записку, о которой предупреждали, подготовил заранее, положив ее в специально купленный на баварской границе шелковый кошелек пурпурного цвета. Почему пурпурного? Не знаю… Понравился… К церкви уже не ходил – зачем? Отслеживал только его путь назад, он был неизменным: гаштет – дом. Все случилось в ночь с 13 на 14 декабря, когда Обреченный возвращался из него, сильно перебрав. Днем, похоже, подавали хорошо, поэтому Каспар задержался в гаштете дольше, чем обычно. На улицах людно – ярмарка была в самом разгаре. Он вышел из гаштета, пошатываясь более обычного. Прохожие расступались перед ним, а он что-то грозно кричал им вслед. Вдруг навстречу ему попалась компания из четырех молодых людей, одетых не по местным обычаям – явно приезжих. Они также были навеселе и бурно обсуждали перипетии сегодняшнего дня. Поравнявшись с ними, Каспар неожиданно толкнул одного, потом резко ударил второго. Завязалась драка. Его нещадно били. Он упал. Те четверо, не сговариваясь, развернулись и бросились наутек. Подбежав к нему, увидел, что из его груди торчит рукоятка ножа. Как завороженный смотрел в его затуманенные глаза.
– Я был неправ. Я умираю в твоих руках…
И глаза застыли… Первый раз увидел, как умирает человек. Много видел мертвых, но как умирает – впервые.
Очнулся. Медлить было нельзя. Знал, что следят. Достал кошелек и положил рядом. Оглянулся. Улица была пуста. Его слова оказались пророческими. Он знал, как умрет.
14 декабря 1833 года Каспар Хаузер был найден мертвым с ножом в груди. Рядом лежал кошелек, в котором полиция нашла записку, изготовленную таким образом, что прочесть ее можно было только в зеркальном отражении:
«Хаузер вам сможет точно описать, как я выгляжу и откуда я взялся. Чтобы не утруждать Хаузера, я хочу сам сказать вам, откуда я _ _ я появился с _ _ баварской границы _ _ на реке _ _ я вам даже имя скажу: М. Л. О.»
