Что он и делает.
Затаив дыхание, Юра ждал отцовского возвращения. Он стискивал книгу до боли в пальцах, чувствуя, как эта боль с примесью ненависти вытесняет боль головную. Наконец отец вернулся. Юра зажмуривается от предчувствия стука кулаков в дверь, но отец, матерясь, проходит в зал, и через пару минут мат сменяется храпом, отец уснул. А Юра облегченно вздохнул и впервые внимательно посмотрел на книгу, которую уже несколько месяцев мусолил папа. Книга называлась «Москва подземная». Юра раскрыл её.
Виктор Ильич очнулся.
Пальцы, стискивающие «Waterman», нестерпимо ломило от боли. Он разжал их, ручка со стуком выпала на стол. В голове пусто и звонко, отсутствовало само упоминание о головной боли, с которой он проснулся. Вероятно действие таблеток. Он вгляделся в написанное. Каллиграфические округлости незнакомого почерка ровными строчками ведали начало какой-то истории. Виктор Ильич потёр глаза и, взяв в руки исписанные листы, углубился в текст. История про отца-алкоголика и затюканного ребёнка. Мог ли он где-то ранее прочитать подобное? В книге? В Интернете? Газете? Может, ток-шоу по телевизору? Или кто-то когда-то рассказал? Виктор Ильич подумал и решил, что да, такое возможно. Но, если это начало истории, то почему он не помнит продолжения? Имя Юрий не ассоциировалось у него ни с кем. А вот книга «Москва подземная» – очень даже. Он читал её совсем недавно. Это странно. И странность нервировала, ведь за последние дни он и думать не думал о книге, а тут написал… Словно во сне. Чужим почерком.
Почерк. Мелькнула какая-то очень важная мысль, но Виктор Ильич не успел ухватить. Что-то связанное с почерком, именно с ним. Смотритель положил листы на стол, взял ручку и сверху первой страницы написал своими дергаными вензелями: «Сони едут до конечной». Тут же по телу разлилось странное удовлетворение, будто он сделал нечто очень правильное. Даже ломота в пальцах будто бы отступила. Лицо Виктора Ильича невольно растянулось в улыбке. Он прикрыл глаза…
…и яркая вспышка образа разъярённого волка заполнила сознание.
Мужчина в ужасе отпрянул от стола. Но колёсико офисного кресла застопорилось, Виктор Ильич не удержался и крайне нелепо сполз с сиденья, ударяясь копчиком о ножку треклятого кресла. Огненной спицей боль прошила позвоночник. Какое-то время – пока боль не спала – он не решался пошевелиться. Потом, ухватившись за стол, поднялся, и растерянно посмотрел по сторонам:
– Что, чёрт возьми, происходит?
Взгляд наткнулся на камеру видеонаблюдения, направленную прямёхонько на стол. Он вспомнил, что хотел почистить запись.
«Ну нет, сначала её нужно просмотреть!» – подумал смотритель.
Валера – старший смены охраны, хороший мужик, если не обращать внимания на часто повторяющееся «мля» (видимо, слово-цемент) в его речи – не отказал в просьбе и показал где какая камера отображается на мониторе, и как посмотреть нужную запись. Ничего сложного. Виктор Ильич спустился в подсобку охраны и, пододвинув к себе нужный монитор, проделал ряд нехитрых манипуляций. Запись чёрно-белая, но с достаточно хорошим разрешением, чтобы без труда рассмотреть лицо посетителя. Смотритель развернул окошко с записью на весь экран. Пикселей прибавилось, но, тем не менее, себя он узнал. Вот он вошёл, потушил свет, потоптался возле этажерки. Подвинул кресло, чтобы удобнее плюхнуться в него. Именно «плюхнутся», иначе не скажешь: камера фиксирует факты, а не фантазии. Придвинул кресло к столу. Протянул руку…
