– А что же мадемуазель Гриотто? Она, кажется, тоже собиралась присоединиться? – решила я задать галатийцу достаточно неприятный вопрос, учитывая, что за нами он явился с другой дамой.
Моим надеждам увидеть перекошенное досадой личико мадемуазель Фурнье не суждено было осуществиться: девушка хихикнула и кокетливо шлепнула спутника по руке, как будто бы ее только позабавило, что она попросту заняла чужое место. Девушка, кажется, даже не удивилась.
– То-то мне подумалось, что звонок в половину шестого утра несколько не в вашем духе, мой дорогой, – весело произнесла Фурнье. – Что на этот раз учудила наша милая Адель? Спешно уехала в тропики искать вдохновение и малярию как в прошлый раз?
Я бы за звонок в такую рань просто убила, а никак не согласилась ввязаться в очередную авантюру.
– Ох, нет, дорогая, Адель, как оказалось, напрочь позабыла, что сегодня ей просто жизненно необходимо выбраться на пленэр, – отозвался Маруа с легкой улыбкой. – А ты, я знаю, никогда не откажешься от прогулки в приятной компании.
– Разумеется, – без тени недовольства ответила Эвелин, в глазах которой сияла чистая незамутненная радость.
Странные они тут, иначе и не скажешь.
После получаса прогулки пешком по исторической части города Арджун шепнул мне украдкой:
– С ней он тоже спит или, по крайней мере, спал.
Это мне и без уточнений Солнышка было ясно едва не с первого взгляда. Маруа и Фурнье держались как любовники, постоянно словно невзначай нарушая личное пространство друг друга, позволяя себе жесты достаточно интимные.
Вся соль ситуации заключалась в том, что Маруа держался примерно также и с Адель Гриотто, поэтому мы с Бхатией пришли к выводу, что любовная связь у павлина разом с обеими девушками, и как минимум Фурнье в курсе ситуации. А возможно, и рыжая тоже осведомлена, что у нее на месье Филиппа нет монополии.
Жуткие нравы…
В остальном же (разумеется, не считая неприлично раннего пробуждения) день проходил на удивление приятно: погода исключительно радовала весенним теплом, которое пока не переходило в летний зной, а заодно и легким ветром, что неизменно приносил аромат цветов. Ко всему прочему, оказалось, Адель Гриотто вовсе не на пустом месте превозносила достоинства своего «друга» в качестве экскурсовода: Маруа действительно был неисчерпаемым источником знаний о своей стране, для него буквально каждый дом становился поводом для очередной истории о короле, вельможе, писателе, художнике… Говорил же павлин точно так, как и следовало представителю высшего общества, образованному и начитанному, к тому же не без артистизма, ну и не без позы.
– Вы в самом деле как настоящий экскурсовод, месье Маруа, – не преминул одарить комплиментом коллегу-дипломата Арджун, который, вознамерился, вероятно, заручиться дружеской симпатией нового знакомого.
Тот лукаво сощурился.
– Доводилось поработать в молодости.
Слово «молодость» тут же резануло слух: обычно те, кто использует столько ухищрений в попытках скрыть свой истинный возраст, не спешат признавать, что молодость уже миновала.
– Филипп получил степень магистра по истории и по искусствоведению, – как будто бы похвасталась чужими достижениями Фурнье с горделивой улыбкой. – Не считая степени магистра магических наук.
Так и подмывало спросить, какая именно специализация у Маруа была в области магии, однако прежде чем я открыла рот, павлин заметил какой-то особенно примечательный барельеф и, пребывая в полнейшем восторге бросился к нему, бурно жестикулируя. Поток туристов расступался перед ним как по волшебству.
