– Сколько у вас тут этажей – пятнадцать? На последний ты людей тоже пешком гоняешь?
– Для маломощных у нас лифты есть, – отозвался Тони. – Но вверх-вниз ходить полезно: подстегивает воображение. Пока всползешь или спустишься, какая-нибудь историйка уже готова. А-а, вот и моя красотуля! – вскричал он, взбежав на очередную площадку. – Фу, Эльжи, какая пошлость, ты же и так самая красивая девушка в отеле. Ай-яй-яй. Уж от кого-кого, а от тебя не ожидал.
Таури смотрел на Эльжи, не понимая, за что ее корят, а Эльжи смотрела на него. Она была столь же прекрасна, как сидевшая в холле морская богиня – чудесное, возвышенное, волшебное существо. Длинное белое платье, целомудренно схваченное на груди перламутровой брошью, каскад золотистых кудрей, теплые карие глаза, в которых вдруг появилось затравленное выражение.
– Здравствуйте, – сказал он.
Неземное видение вдруг исчезло. Перед Таури оказалось лишь пустое зеркало на стене, в инкрустированной серебром черной раме.
– Да ты обернись, тут познакомься, – ухмыльнулся за спиной Тони.
Обернувшись, он изумился еще больше. Обшарил глазами площадку, оба лестничных марша, обескураженно взглянул на по-прежнему пустое зеркало – златокудрой принцессы не было и в помине. Громила-швейцар захохотал.
– Ай да Таури, ай да Берк! Так ведь и ослеп! Видишь, Эльжбета, что с человеком краса твоя сделала?
И тут он наконец ее заметил. Девушка стояла рядом с Тони, и задержала обнимал ее громадной лапищей за плечи. Только это была не Эльжбета: ни ореола сияющих золотом волос, ни юной ослепительной красоты, ни струящегося белого платья. Вернее, платье было, но очень скромное, и из-под него виднелись худые коленки. Лишь целомудренная брошь была на месте, скрепляя ворот под впадинкой на горле. И те же теплые карие глаза, глядевшие на Таури растерянно и жалко.
– Здравствуйте, – сказал он еще раз.
Контраст был столь велик, что Таури даже не сразу рассмотрел: перед ним обыкновенная женщина, пусть не юная прелестница, но не старуха и не уродина. Нет, определенно не уродина. Особенно хороши были глаза, словно подсвеченные изнутри мягким солнышком.
– Добрый вечер, – улыбнулась Эльжбета, пряча смущение. – А ты, Тони, бегемот, и это истинная правда, – она высвободилась из-под руки задержалы.
– Во-первых, нисколько не бегемот, а во-вторых, я не знаю, что это такое. – Тони ухмыльнулся и подмигнул. – Истинную правду сказал не кто иной, как я: Эльжи – самая красивая дама в нашем караван-сарае. Все, что видишь, то при ней. И чего не видишь, тоже.
– Бегемот и болтун, – пожала плечами Эльжбета. – Спокойной ночи, мальчики. – Она двинулась вниз по ступеням.
– Эльжи! – окликнул Таури. – Скажите, кто из нас сумасшедший: я или ваш отель?
Она оглянулась.
– Отель, конечно, сумасшедший, тут спорить не о чем. Но и вы… – Она запнулась, карие глаза расширились. – Батюшки мои!
Таури обернулся – и сердце захолонуло. Вниз по лестнице, тягуче переливаясь со ступеньки на ступеньку, спускалась полосатая гусеница, огромная и толстая, как бревно. Металлически блестели щетинки длиной с человеческий палец, грозно торчали коричневые рожки с алыми пятнами на концах, покачивалась игла на загнутом вверх хвосте.
– Черт знает что, – пробормотал Тони.
А гусеница упруго вскинулась, встала на хвост, и послышался тонкий свист. Тварь покачивалась на ступеньке, открыв белесое волосатое брюхо, пошевеливала рожками, и на мясистой морде начало открываться круглое черное отверстие.
