.
Рядом стояла Мерлин в шёлковой, розовой блузке и Жиган в футболке, с номером два на спине, который непрерывно ногами бил чечётку. Жиган повторял текст за Валькирией в своём понимании:
– На воле скину с плеч я лагерный бушлат.
В натуре не отвесть моргала!
Последний раз к тебе я грабки протяну!
Короче Джулька, Ромка ведь не жалкий фраер,
Засос прощальный для тебя.
Но прежде чем мне отравиться, тебя я стерву замочу! В натуре граф Парис продажный мент! Не может честный фраер быть с таким вот погонялом. – И Жиган запел подыгрывая на гитаре:
– И перо за это получи.
– А шо ты злишся ну чуточку тебе я изменила. С кем не бывает. – Обиженно произнесла Мерлин.
– Ты изменяла мне со всеми! И даже с этим Некрофилом! Копулетти твою мать, век воли не видать!
– Ты звал меня Ромео! – К Жигану подошла Стародворская.
– Твою ядрено мать, пора линять. И перо за это получи. – И Жиган ловким движением выхватил финку и порезал блузку на груди Похоти. Та в испуге визжа, повалилась на пол.
– Ну конечно своеобразный взгляд на Шекспира, конечно есть накал страстей, но не пойдёт. Не то. Артист попробуйте вы. – Вмешался Режиссёр.
Артист артистично улёгся на полу. Затем изобразил пробуждение, заговорил:
– О монах,
Где мой супруг? Я сознаю отлично,
Где быть должна. Я там и нахожусь.
Где ж мой Ромео?
– Стоп, стоп, стоп! Играешь ты Ромео, милый друг. Ты в склепе, вот лежит Джульетта. – Вновь вмешался Режиссёр.
– Милый друг? Ах если бы! Джульетта, правда душка граф Парис. Убить его я не смогу. И брат Тибальт был тоже душка.
– Да знаю я их всех. Давай скорей нажрися яду. – Прошептала Джульетта-Похоть.
– Фу как грубо. Твоя безграничная ненасытность, привела тебя к полной деградации духовного восприятия красоты. Видимо Патологоанатом так задушил тебя в объятьях страстных, что твоё тело пришлось Жигану оживлять, но часть мозгов твоих к большому счастью, реанимировать не удалось.
– У всех есть слабости. – Тихо сказал Патологоанатом.
– Артист пожалуй прав. Роль Джульетты ему больше подойдёт. А кто у нас Ромео? Ну вот хотя бы ты Патологоанатом.
– За что мессир? – Испуганно простонал Артист.
– Ну что? Джульетта по сценарию умрёт и так. Мессир позвольте девушку. Я не смогу целовать этого мёртвого извращенца. – Виновато обратился к Режиссёру Оборотень.
– Позвольте! Я не извращенец, я такой родился! – Забыв про страх возмутился Артист.
– Кому ты лепишь, труженик тыла? Пролезли во все щели, профессий бабских нахватали, стилисты, дизайнеры, визажисты, кутерьё – твоё, моё. Я педикам бы всем назначил принудительное лечение, каждый день на полторы смены в шахту. И никаких там слесарей, в забой бурить в ручную, или на проходку. Теперь слушай сюда «заддавала», берёшь лопату и бегом на улицу. Копаешь яму два на два и в глубину на два метра, за два часа. Если не успеешь, я тебя в этой яме и закопаю, как дважды два. Время пошло. – В голосе Патологоанатома не слышалось сожаления.
– Артист как-то сразу проникся в тему и убежал. Ни слишком ты к нему суров Ромео. Ну что же, на роль Джульетты попробую я вас, коль вы всех ближе к нам стоите. – Обратился Режиссёр к Стародворской.
Как только стала известна Джульетта, в руку Оборотня кто-то сразу всунул капроновые колготки, ещё таящие тепло женского тела. Рефлекс Патологоанатома поражал воображение, не кто даже не понял, как колготки сдавливали горло у Джульетты.
– Как быстротечен и непредсказуем этот женский антураж. Совсем ещё недавно эти колготки сдавливали совсем другие округлости, а губы их хозяйки источали лесть, в твою Джульетта честь. И вот теперь я вижу как синеют губы у тебя. – Говорил всё это Патологоанатом, как бы в глубокой задумчивости.
