– Ах тыловик! Тогда Кругом! Вот по тылам тебе! – И Режиссёр залепил ему ногой под зад.
– Да здравствует генералиссимус! Ура! Ура! Ура! – Стоя спиной к Режиссёру орал Товаровед.
– Кругом! Ты что орёшь?
– От радости наверно. В нем бычий цепень ростом с анаконду, возможно дав под зад, его вы оглушили. Теперь в два горла жрать не просит. Своим пинком под зад, вы осчастливили его, притихли сластолюбие с чревоугодием совместно. – Сказал Жиган невидимый из-за Авдотьи Филипповны.
– Разговорчики в строю!
– Старший, сержант, Авдотья, Филипповна. Для вас Авдотья, просто.
– Авдотья. Плохо. Все ленишься унывая. Где результат!?
– У других не лучше. – Произнесла Авдотья и у неё задрожали от обиды губы.
– А кто это у нас тут спрятался за телесами Филипповны!?
– Старшина Жорж Милославский. – Отрапортовал Жиган.
– Какой такой ещё Милославский!?
– Тот самый из кино, что обнёс хату Шпака. Ассоциативно абстрагируясь идентичностью образа киногероя, с моим индивидуумом, процесс моего мышления зиждиться на глобальном учении марксизма-ленинизма, в частности на изречении – экспроприировать экспроприаторов. Так вот сущность ….
– Скотина. – Рявкнул Режиссёр, махнув рукой и его голос утратил рёв.
– Прапорщик Валькирия Ивановна. – Отрапортовала жена Товароведа, одетая в полинялую и заштопанную форму ВДВ.
– Что скупость не щемит, нутро не тянет? Пошила новую себе хотя бы юбку.
– Спасибо не щемит не тянет, не жалуюся на здоровье. На форму просто денег жалко.
– Режиссёр поморщился и подошёл к Участковому, произнеся:
– Старший прапорщик Борис Абрамыч! Вот вам скажу пример. Хоть вас зовут и лихоимцем, и даже присвоителем чужого, я верю вам, вы нас не подведёте. А?
– Так точно, уж не подведу. – Проблеял Участковый.
– Ну что ж глядите. Отныне вы заведуете общаком.
– Рад стараться! – Прокричал Участковый, весь светясь и его глаза излучали далеко идущие планы.
– Младший лейтенант Алиева, военный следователь.
– Ирина Султановна к вам претензий нет. Хоть вы неправедно и засудили многих, из личной неприязни и корысти, но главного не упустили в службе.
– Рада стараться.
– Лейтенант Синичкина! – Отрапортовала Катя и на её глазах навернулись слезы.
– Сколько лет то тебе лейтенант Синичкина?
– Шестнадцать по легенде. – Тихо ответила Катя, ели-ели сдерживая слезы.
– Ну чего губы надула?
– Губы это не живот. – Послышался голос Оксаны.
– Я так старалась. А вы меня не похвалили. – Сказала Катя, дрожащими губами и шмыгая носом.
– Зависть, имеет разрушающею силу на своём пути, когда стремиться к цели. Не распускай сопли Синичкина! Ставлю тебе четвёрку.
– Правда! Да я за партию готова, продать отца и мать! – Екатерина на шаг вышла из строя, глядя снизу на величину Генералиссимуса, и в её засветившихся глазах, слезы сверкнули бриллиантами.
– Синичкина пять, встань в строй опять! Вот они Павлики Морозовы – Иудушки – герои нашего времени.
– Старший лейтенант Прусак. Готов сменить мундир парадный, что бы в окопах ползать перед вашей славой. Всего лишь офицер я, ходы мои всегда в диагонали, как повезёт, завишу я от случая, то белых клеток полосу, то чёрная наступит полоса. А вы же ферзь, вам все ходы подвластны. Так разве виноват в том офицер, что он ферзи, гораздо ниже достоинством своим.
– Отставить! И не продолжайте! Я знаю вас, вы гордостью самолюбивой тщеславие моё зовётесь! Вы вне сомнения лучший, хотелось наказать бы вас, но как могу бороться, я сам с самим собой.
