Утро – точно иллюстрация мифа о Сизифе. Спуститься на второй этаж – испытание. На рассвете меня разбудили крики. Как будто пытаются вломиться в наш дом. На улице грязно матерился чернокожий, я различал только «fuck» и «shit», остальные слова эти ребята произносят на перевёрнутом английском, смешанном в лучшем случае с дворовым суахили. Я посмотрел в форточку и увидел парня, который по утрам забирает мусор. Перетряхивая trash и recycle, он читал рэп, жестикулируя так, будто объявлял нам войну. Словно мы забросали контейнеры фекалиями и битым стеклом. Чернокожие парни выглядят точно так же, как в клипах Кендрика Ламара. Мешковатые штаны и широкие балахоны – повседневные шмотки. Их невозможно понять. Приходится переспрашивать, что они имеют в виду. Некоторые из них лишились домов. Шляются по улицам с крадеными тележками из супермаркета. Там у них вся жизнь. Вещи и жратва. У Berkeley Bowls каждый день сидит престарелый бедолага с газетами и протянутой рукой. Иногда мы подкидываем ему центы. Он всегда здоровается, даже если не получил ни цента. Малолетние чернокожие парнишки в Окленде могут нагрубить. Выходя из кафе, я неуклюже надевал крышку на стакан с фраппучино и всё расплескал. Ребёнок передразнил меня и показал средний палец. Его мамаша сделала бы то же самое, если б громко не орала в смартфон.
Когда мусорщик ушёл, стало тихо, как в раю. Но в голове шумел ад. Я заставил себя встать и спуститься. Рус и Мариан ещё спали. Они проснутся в лучшем случае в два часа дня. Ребята живут ночью, работают, кодят, дизайнят, курят, спорят и почти не отвлекаются. Мы говорим не так часто. Иногда выдаётся свободный час, и мы с Русом берём гитары и рубим бритпоп или фанк. Когда Рус бьёт по струнам, он входит в экстаз, запрокидывает голову и открывает рот, словно впал в блаженство. Русу не хватает безумия, поэтому его быстро заносит. Как и всех в этом доме. Они интроверты, но если поймают импульс, то способны на дикость. Их американская история – само по себе безумие.
Ханна пьёт кофе и курит в саду. Каждое утро мы встречаемся там и болтаем. В Харькове она изучала экономику и ходила в студенческий театр. У неё полно знакомых в родном городе. Она не скоро их увидит, потому что на днях получила политическое убежище, и просто так ей домой теперь не попасть. Ханна работает официанткой – в двух ресторанах по очереди. Половину зарплаты она отправляет матери.
Ханна предлагает мне связаться с одной белорусской и устроить с ней фиктивный брак. Девушка ищет напарника и готова взять на себя половину расходов. Это рискованное дело, и если проколоться хотя бы на одном вопросе, можно попасть под суд. Адвокатам нужно заплатить десять тысяч долларов. То есть, если я соглашусь, мне нужно достать пять тысяч. Ханна меня огорошила, и я отказываюсь почти сразу. Ханна начинает меня уговаривать.
– Что ты теряешь? Этот дом, солнце и сад, они от тебя никуда не денутся. Ты будешь кайфовать. Жить в Калифорнии. Ты же этого хотел! Не отказывайся. Это хороший шанс.
Но я решительно против. Никаких фиктивных браков.
Этим делом сейчас занимается наш знакомый Никита. То есть, он уже прошёл интервью и не прокололся. Его фиктивная жена живет в Чикаго. Никита мечтал убраться подальше от Москвы. Когда он приехал в США первый раз, ему пришлось потом вернуться. В Москве он не находил себе места. Его бесило всё, особенно родное шоссе Энтузиастов и московские ларьки. Теперь он в Калифорнии, и хотя у него сплошные долги, он счастлив.
