14 января. Понедельник. Парад всем войскам на площади перед Зимним дворцом в присутствии всех трех наследных принцев. Погода довольно мягкая, но гололедица. Всё обошлось благополучно. Иностранцы, как водится, расхваливали.
15 января. Вторник. Доклад у государя; затем заседание Комитета министров с участием обоих генерал-губернаторов Западного края [Потапова и Коцебу]. Продолжительный спор о том, как понимать высочайшее повеление 11 мая 1873 года о прекращении конфискации имений. Обед у государственного канцлера для съехавшихся в Петербург иностранцев. Вечером раут у английского посла лорда Лофтуса. [Но я был уже не в силах туда собраться.]
16 января. Среда. Поздравление новобрачных (baisemain[28]). Вечером парадный спектакль, в который я не поехал.
17 января. Четверг. После обычного доклада у государя – совещание, в котором принимали участие, кроме меня, министры финансов и внутренних дел и Набоков. Шла речь о том, какое содержание должно быть назначено генерал-адъютанту Коцебу и какие суммы оставить в его распоряжении.
Затем заехал я к князю Дмитрию Александровичу Оболенскому, который желал показать мне некоторые места в годичном отчете графа Толстого по Министерству народного просвещения. Князь Оболенский назначен в комиссию, созданную для рассмотрения этого отчета. Председателем комиссии назначили, по примеру прежних лет, графа Сергея Григорьевича Строганова; но на днях он вдруг отказался от председательства под предлогом расстройства здоровья и просил государя освободить его вообще от всяких занятий, в том числе и от председательства в комитете железных дорог. Хотя граф Строганов отличается крайне узким, угловатым соображением, однако ж это человек характера независимого и честного, а потому жаль, что он устранился от рассмотрения отчета Министерства народного просвещения.
Прежде граф Строганов поддерживал графа Толстого, но в последнее время заметно переменил свое мнение, прямо порицает излишнее увлечение классицизмом и, как человек честный и прямой, не мог не высказаться в таком же смысле по поводу рассматриваемого комиссией отчета. Князь Оболенский весьма на это рассчитывал, судя по предварительным объяснениям с графом Строгановым; он надеялся, что комиссия в своем заключении чистосердечно выразит неодобрение образу действий Министерства народного просвещения и вместе с тем не оставит без порицания неуместные выходки, которые министр позволяет себе во всеподданнейшем отчете против «других ведомств», будто бы противодействующих введению в действие предначертанной учебной реформы. Под этими другими ведомствами, конечно, подразумевается Военное министерство.
Князь Оболенский показал мне в отчете графа Толстого те места, в которых выражается его злоба на военно-учебные заведения. Если он решился так резко писать в официальном своем всеподданнейшем отчете, то можно представить, что говорится при личных докладах государю с глазу на глаз. Наговоры эти на Военное министерство, будто бы систематически подрывающее доверие публики к классической системе, освященной высочайшим утверждением, конечно, не проходят бесследно. В подкрепление им государю подсовывают дерзкие и нахальные статьи, печатаемые против меня в некоторых газетах, и, без сомнения, не показывают тех газет, которые опровергают клеветы и вранье каких-нибудь «Московских Ведомостей», «Русского Мира» или «Гражданина».
