Дневник Кристины - страница 19



На хореографии голова закружилась, так что я села на пол и приходила в себя минут десять. Виолетта Петровна подошла. Думала, тоже кричать будет. Но она села на коленки рядом и обняла за плечи.

– Какая бледнющая ты, Садоян. Бегом в больницу, никакой учебы сегодня.

Я благодарно закивала. Похоже, я перестала вывозить эту коляску. Оделась в пустой посреди пар раздевалке и пошла на остановку автобуса. Последнее, что помню, – как памятник Ленину, мимо которого шла, начал медленно валиться набок.

Когда открыла глаза, увидела только склоненное надо мной молодое мужское лицо. А я каким-то образом оказалась на скамейке.

– Слава богу, – прошептал парень.

Я непонимающе хлопала ресницами, на которых налип снег, смазывая его облик.

– Лежите, сейчас скорая приедет.

– Что со мной? – проговорила я, но еле уловила свой голос.

Парень услышал.

– Вы шли и упали. Потеряли сознание. Прямо передо мной.

– Как долго я здесь?

– Да минут пять, не больше. Кто-то из прохожих уже позвонил в скорую. Скоро будет. Вы как?

Я ответила, что вроде ничего. Попыталась подняться, но голова снова закружилась. Он оставался со мной, пока через несколько минут не подошел человек в медицинской униформе. Посмотрел мне в зрачки, послушал и сказал, что заберет в больницу. Я встала со скамейки и, опершись на врача, поковыляла к машине с красным крестом. Молодой человек меня догнал.

– Спасибо вам большое, – вспомнила я про него.

– Не за что. Давайте я вам позвоню, узнать, что все в порядке. Продиктуйте телефон.

Врач неодобрительно покосился на него, но ничего не сказал.

Забравшись в машину, я продиктовала свой номер.

– Кристина, – закончила я диктовку.

– Костя, – покраснел он. – Я обязательно позвоню.

Я еле выдавила улыбку. Мне было по-настоящему нехорошо.

В больнице меня внимательно осмотрели, давление померили. Поставили капельницу. И через час отпустили. Прописали таблетки от стресса. Мама родная, я уже как старуха. Легла в кровать и проспала до вечера. А вечером проснулся волчий аппетит, съела весь ужин и еще добавки попросила. Не, маме ничего не рассказала про обморок.

А Костя позвонил уже ближе к восьми. Поинтересовался, как я. Я не стала придумывать, ведь уже сильно лучше стало. Еще раз сказала ему спасибо. И разговор закончился. Положила трубку, а сама вспоминаю его лицо, совсем рядом с моим.

Что бы все это значило?

11 февраля

По Алисе все так же – ничего. Я с ее мамой уже стала как-то близка. Звоню ей каждый день, но невозможно говорить только о беде. Сначала она просила рассказать про институт, как там все устроено. Потом уже начала спрашивать про Алису, как у нее получалось в Театральном. В следующий раз – какой ее видела я. Я отвечала искренне, вспоминала какие-то события, общие или связанные только с ее дочерью. Так мы и стали забалтываться на 20–30 минут. По ее голосу я понимала, что Елизавета Петровна уже ждет моего ежевечернего звонка. А мне казалось, что я могу рассказать ей даже больше, чем маме. Но историю про ее отношения с Сашей Рокотовым я утаила. Не смогла.

Сегодня позвонил Костя. Я уж подумала, что он забыл про меня. В этот раз он был смелее. Поинтересовался моим здоровьем. Когда узнал, что я замечательно себя чувствую, расслабился и завел непринужденный и приятный разговор. Мне было интересно и как-то просто. И я уж не стала уточнять, что сижу на таблетках в связи с пропажей моей однокурсницы. В итоге так разговорились, что он позвал кофе попить рядом с Плотинкой завтра днем. И я не отказалась…