Дневник леди Евы - страница 30
Экология здесь не играла такой уж важной роли. Безусловно, вода, овощи и мясо были свободны от разных синтетических добавок, но это компенсировалось неразборчивостью в выборе продуктов и ужасающей антисанитарией. Как-то Глэдис увидела, как служанка, которая несла с кухни какое-то блюдо, уронила на землю кусок мяса, а потом спокойно подобрала его, вытерла и положила обратно на блюдо. Причем никто из присутствующих во дворе не обратил на это никакого внимания.
Другой случай был связан с отравлением. Глэдис позвали к внезапно заболевшему гончару. Молодая женщина обследовала его и констатировала отравление спорыньей; она спросила жену гончара, где та брала хлеб, и женщина сказала, что пекла его сама. Осмотрев запас зерна, который, к счастью, оказался небольшим, Глэдис нашла зараженные зерна и велела все уничтожить, объяснив, что зерно теперь ядовито. Однако хозяйка, видимо, не послушалась, и Глэдис через некоторое время снова пришлось лечить и гончара, и теперь уже всю его семью. Однако отравлениями, травмами и инфекциями все ограничивалось. Простудных заболеваний практически не было.
Мужчин в замке было большинство, хоть и незначительное. От слишком настойчивых ухаживаний молодую женщину спасало поначалу положение личной гостьи хозяина, а потом подмогой стал статус лекаря – кто же захочет ссориться с тем, от кого может зависеть здоровье! Поэтому отношения с мужской частью населения замка не выходили за рамки уважительно-деловых и мелких знаков внимания. К своему удивлению, Глэдис поймала себя на том, что почти не думает о Томе. Его образ стал каким-то бледным и размытым в ее памяти. Она не могла припомнить ничего такого, что было присуще именно ему, что отличало бы его от других мужчин. Однажды, вспомнив о нем, Глэдис подумала – а смог бы он, избалованный вниманием, выжить в этом мире? Ведь здесь его знания физика-теоретика вряд ли кто-то оценил бы. Скорее смог бы Олли. У нее самой так много сил уходило на то, чтобы выжить, что совсем ничего не оставалось на личную жизнь и даже на переживания о ней… И все же в последнее время она начала замечать за собой, что невольно замедляет шаг, когда, проходя по двору, видит тренировочные поединки стражников. Ей нравилось наблюдать за их отточенными ловкими движениями, в которых сквозило такое явное желание победить, что и ее саму охватывал какой-то азарт.
А между тем моментов, доставляющих удовольствие, становилось все меньше. Как-то в конце лета, проходя по коридору, она встретилась с сэром Арнольдом, идущим навстречу. Когда они поравнялись, коридор почему-то показался ей узким, так незаметно она оказалась оттесненной к стене.
– Что это значит, сэр рыцарь? – спросила Глэдис спокойным холодным тоном.
– О! Простите мне мою неловкость! – пропел сэр Арнольд, не торопясь, однако, менять позицию. – Но вы так очаровательны, а два одиноких сердца…
– Может, мне сказать леди Брангвине, что она слишком мало уделяет вам внимания в последнее время, раз вы чувствуете себя одиноким? – язвительно поинтересовалась молодая женщина и, высвободившись, ушла, успев заметить недобрый прищуренный взгляд блеклых голубых глаз.
Вскоре после этого сэр Арнольд в своей вкрадчивой манере объявил Глэдис, что в целях безопасности она будет теперь жить в донжоне, в комнате над большим залом. Это было вполне в духе нового хозяина Лоувэлли. Как-то так получалось, что у всех, кто пытался ему возражать, вскоре начинались неприятности, поэтому его стали недолюбливать и побаиваться.