Разговоры стали свободнее и откровеннее. Машку развезло от одного бокала шампанского и мне пришлось спасать Пашку от ее жалоб на горькую свою участь. Выяснилось, что у Агафонова по части водки большая практика, летом в деревне он делал водку из самогона (разбавлял самогон водой), настоящие деревенские пьют чистый самогон, а он, юродивый, на это никак на это не способен. Ленка смеялась больше всех, она сама из года в год летом в деревне торчит и ничего подобного вокруг себя не наблюдает, а водки у них в доме не бывает, поскольку у ее отца по этой части большая слабость.
Пытались танцевать, но в комнате, в которой 10 человек, посредине разложенный стол и три больших дивана развернуться трудно, не то что танец изобразить, потому очень скоро от этой идеи отказались, продолжив гулять в парке недалеко от Ленкиного дома. Зависли в открытом кафе, натанцевались, наговорились, набесились, Гюзель спела в караоке, Самсонов учил народ танцевать брейкдэнс (сам едва умеет, но это неважно), короче, хорошо отдохнули. После 9 вечера затрезвонили мобильники, родители принялись взывать к совести, на улице, видите ли, темно и страшно, завтра в школу и тд. Мне мама три раза звонила, интересовалась все ли у меня в порядке. Самсонов и Светка уехали одними из первых, за Машкой приехала мать, а то, как же выпившее дитятко пешком домой пойдет, то, что дитятко протрезвело давно, ее не остановило. Плюнув на конспирацию, мы с Пашкой ушли вместе, пусть думают, что хотят, только по домам мы расходиться не собирались.
Вечер выдался теплый, почти летний, мы долго сидели у фонтанов недалеко от моего дома. Для Пашки сегодняшняя тусовка – новый опыт. Его представления о бытовых нуждах сводятся к несколько иным суммам. Он не понимает, как это стричься не в парикмахерской, а в ванной, как обходиться единственной парой осенней обуви, как совсем не иметь никаких карманных денег. Он считал, что, имея 10 тысяч в месяц на карманные расходы, едва сводит концы с концами, правда, он платит с карманных денег за курсы английского языка и бассейн, куда ходит каждый день после школы, но он не тратится на жилье и одежду, не платит за телефон и Интернет. Ленка не думает, что у нее нет денег, просто не думает и все. Для Пашки деньги значат куда больше.
– Я не смог бы так жить, – признался он, подводя итог нашему обсуждению материального благосостояния семьи Ракитиных.
– У тебя выбора бы не было, – грустно усмехнулась я. Разве я не права? Разве Ленка сама выбрала для себя такую жизнь? Если бы ее отец не пил, денег у них было бы определенно больше. Когда-то он был машинистом, водил поезда по железным дорогам, пока его не выперли с работы за пьянство. Это сейчас он перебивается случайными заработками. Ленка говорила, в их семье были лучшие времена.
– Выбор есть всегда, вопрос в цене, – спокойно возразил Пашка, задумавшись о чем-то своем.
Я не раз замечала, как суровеет его лицо, когда он погружается в собственные мысли, мне становится не по себе, тревожно, будто что-то идет не так, как должно. Наверное, уснуть я не могу из-за осадка от этого ощущения. Я боюсь за него, сама не знаю, почему. Я ненавижу страх, самое мерзкое из всех возможных чувств. Не хочу писать об этом, лучше лягу спать.
