На коридор ушло около трех часов. Почти во всех коробках лежали какие-то официальные бумаги. Последние лет пятнадцать мать собирала всю финансовую документацию и счета. Таких тяжелых коробок поднимать мне еще не приходилось. Несмотря на ежедневные тренировки на эллипсоиде, я совершенно выбился из сил, пока таскал их до контейнера.
Дальше настала очередь ванной комнаты в конце коридора. Она была небольшая, но сама ванна заполнена всевозможным мусором: какие-то мамины недовязанные носки и свитера, два абажура и старый, ржавый женский велосипед со спущенными колесами и без седла. Даже не представляю, почему велосипед стоял в ванной, да и вообще в доме, но я уже давно перестал искать логику в этом хаосе.
Вытаскивая из ванной велосипед, я услышал стук. Дверь открылась, и вошла Элис Фостер. На волосах снег, а в руках картонная коробка, слишком тяжелая, чтобы нести ее по такой погоде.
– Я подумала, вряд ли в доме есть что-то съестное, поэтому принесла тебе горячий ужин.
– Давайте сюда. – Я поставил велосипед и взял у нее коробку. – Проходите.
Элис сделала несколько шагов.
– Я приготовила томатный суп. Ты всегда его любил. Особенно с крекерами.
– Я и сейчас люблю, – согласился я. – Мой агент всегда смущается от этой моей привычки, когда мы с ней ужинаем в каком-нибудь модном ресторане Нью-Йорка. – Я понес коробку на кухню, соседка посеменила следом.
– Тут еще немного крекеров. И несколько булочек с маслом, и кусочек шоколадного торта.
– Не стоило так беспокоиться.
– Разве это беспокойство? Садись, поешь. Ты с обеда из дома не выходил, наверняка проголодался.
Откуда она знает? Я достал из шкафа две тарелки.
– Здесь хватит на двоих.
– Я уже поела, – возразила она. – Не хочу навязывать тебе свою компанию.
Я вернулся к столу, скрутил с термоса крышку и налил себе суп.
– Вы не навязываете, – успокоил я ее. – Садитесь.
– Спасибо. – Она села напротив, развернула крекеры и положила их передо мной. – Здесь стало намного лучше. Как продвигается дело?
– Работы еще много.
– Неудивительно. Она собирала все это целых пятнадцать лет. – Элис окинула кухню взглядом и помрачнела. – Как много боли в этих стенах.
– В этих стенах много боли, – парировал я, приложив руку к своей груди.
– Знаю. Прости.
Я посмотрел на нее.
– Вчера вы что-то говорили о моем единственном свидетеле.
– Ну, да.
– Что это значит?
– Я хотела сказать, что только я знала тебя до того, как все изменилось.
– Изменилось? В смысле, до того, как я стал знаменитым?
Она помотала головой.
– Нет. До того, как изменилась твоя мать. Она не всегда была такой, как ты ее помнишь. Она изменилась после смерти Чарльза.
– Мне тогда было всего четыре.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
