Вдруг сердце замерло: мы несемся в упор прямо на огромную скалу; еще минута, и мы разобьемся вдребезги. Но внезапный поворот, и эта гранитная громада перед нашими глазами открыла как бы зияющую пасть, готовую проглотить нас. Оказалось, она рассечена могучею рукой человека на две гранитные половины, и мы несемся по длинному каменному коридору. Невольно у всех вырвался крик восторга.
Но вот выбрались мы из каменных объятий и снова мчимся, извиваясь змеей, по берегам рек Сима и Юрюзани. Какие чудные горные реки, быстрые, бурные! Часто видим и небольшие водопады. Коридоров было несколько. Тут до вечера мы успели видеть два сталелитейных завода с заводскими селами. Как красиво они расположены между горами! Производят впечатление совершенного подобия аулов. Люди живут, очевидно, зажиточно: соломы нигде не видно, везде крыши деревянные и железные. Особенно поразила меня белая часовня на высокой-высокой горе над заводом: стоит она, как святой часовой, выше всех минаретов и осеняет крестом своим этих тружеников стали и угля, копающихся в старой груди Урала. Ах, красота-красота природы. Как она возвышает душу и приближает к Богу! Офицеры говорят мне: «Смотря на окружающее, можно ли не верить?» Да, если бы всегда и все обращали внимание на окружающее и искали истины, то много-много природа помогла бы им.
А тем временем мы уже оканчиваем Европу и подъезжаем к Азии. Прощайте, европейцы! Мы становимся уже азиатами. Но, поверьте, любить вас искренно не только не перестали, но еще больше любим; сердце так и рвется к вам, только вас здесь не хватает; кажется, бросил бы всю эту красоту и полетел бы к вам. Однако стальная машина не дремлет, а все тащит и тащит, не к вам, а от вас, все вперед и вперед.
Дорога крайне опасна: с одной стороны отвесные скалы, с другой быстрая река; а поезд бежит, постоянно изгибаясь то вправо, то влево; случись крушение, спасенья нет.
Что за воздух в горах! Как он чист и свеж! Настолько, что на очень далеко отстоящей от нас горе собравшаяся вокруг костра толпа рабочих разговаривает между собой, а мы слышим даже отдельные слова: «только два окуня поймал сегодня», – говорит один.
Вечер. Всходит огромная луна, как горный фонарь; выходит и осматривает, все ли горы в порядке и на местах ли, не нарушили ли они данной им от Творца гармонии; вот она вверху горы, вот нырнула в долины и медленно, покойно уходит в высь небесную. Все в порядке: горы не грешные люди; они не пойдут нарушать законы Вседержителя. А вот каким темным покрывалом ложится тень от больших гор на меньшие и долины. Ах, эти долины! Они сейчас скроются в этом темном покрове; а как они хороши днем, при свете солнца! Змейкой бегут по ним серебристые горные ручьи, переливаясь тысячами самоцветных камней; ярко зеленеет трава, прямо блестит – ни пылинки, и все покрыто цветами разных сортов, – ковер, подобного которому не было даже у Соломона.
Я забрался на открытую платформу, сел на козлы командирского экипажа и в уединении отдался думам о пережитом за сегодняшний день.
18 июня
В 4.30 утра приехали в Златоуст. На улице туман; города не видно. Остается одна станция, и Европе конец. Решили отслужить на границе молебен.
Проехали станцию Уржумку, последнюю европейскую, и мы с Михаилом начали служить молебен. Тихим ходом, при пении тропаря св. Митрофанию, подъехали мы к заветному каменному столбу, на одной стороне которого написано Азия, а на другой Европа, и при пении «Иисусе сладчайший, спаси нас», «Пресвятая Богородице, спаси нас» переехали границу. Стоя на площадке и ступеньках вагона, я благословил Европу, а затем, обернувшись, благословил Азию. Эта минута будет памятна на всю жизнь. При пении «Спаси, Господи» все прикладывались ко кресту, и я обходил вагоны.
