А на счет его знания, вполне может быть и тот вариант, что он всего лишь не хочет рушить брак. Это ведь подпортит его карьеру. К тому же ни мать, ни сестра ни разу не пользуются одним любовником дважды. Правило у них, что ли такое? Или тоже сохраняли некий статус, оберегая свои тайны, не привязываясь к людям.
Ну, или это просто охота. Может быть и так. Зачем ловить одну и ту же дичь дважды, если вокруг столько другой, еще не тронутой? Не прирученной, не поверженной.
Так что семьей, по сути, были только мы с дедом. Вместе ужинали, ходили куда-то и интересовались жизнью друг друга. Он всегда спрашивал о том, как я, что у меня нового. Ему были важны мои увлечения и желания. Можно сказать, что именно он заменил мне родителей. Занимался моим воспитанием и обучением. Я же в свою очередь посещал с ним выставки и играл в шахматы и карты. Шулер он отменный, но никто, окромя меня, его на этом не ловил. Да и я закрывал глаза. Зачем, если игра хороша и интересна? Тем более, зная условия, можно мухлевать и самому.
В общем, я не жалуюсь. Дед все же личность довольно интересная и неординарная. Он один из тех, кто везде свой. Может вести себя, как светская личность с парой высших образований, а может не отставать от шпаны голозадой. Хотя правды о нем я знаю довольно мало. О себе он говорит так расплывчато и метафорично, что понять, когда он серьезен, а когда плетет огород практически невозможно. А слог у него довольно хорош. Порою просто напоминает рецепт голубцов, а ты заслушиваешься и начинаешь переживать за то, что будет дальше. Какой там следующий шаг? Что надо сделать?
Что уж говорить о сказках? Их он любит, да только перевирает нещадно. Или рассказывает их задом наперед, да так, что они становятся интереснее оригинала. Но лучше всего было, когда он рассказывал свою версию или личную историю.
Любил слушать его и в детстве, и сейчас. Правда, когда мелкий был, он читал их мне на ночь. Укрывал меня тяжелым стеганым одеялом, брал в руки книгу с полки и садился в плетеное кресло. Я помню яркую обложку и начальные строки, типа жили-были, но потом дед возмущался, отпивал глоток из стакана с молоком – как правило, печенье съедалось гораздо раньше, и возмущался, что так слишком скучно и совсем неправдоподобно.
– Ложь! Наглая ложь. Все было совсем иначе. Совсем, – морщился он. – Помели по сусекам, кинули в печь, и оно ожило, – передразнивал он. – Вот черт! Кто это только придумал? Добрые и наивные. Это и есть розовые очки, мой мальчик.
– А как было? – всегда интересовался я, замирая в восхищенном ожидании.
– Оно появилось само, – понижал голос, так что я невольно подавался вперед, боясь упустить хоть слово. – Полагаю из языческого захоронения. Как? Все просто. Разрыла древнее капище какая-то зверушка, нажралась там, допустим, кореньев, пропитанных людским словом и кровью, за что и поплатилась. Ничто не остается безнаказанным. Если что-то берешь, то должен что-то отдать. Если ты не сделаешь это по своей воле, то у тебя возьмут силой. Именно это и произошло с нашей зверушкой…
На подобных моментах в комнату обычно заходила бабушка, возмущалась, понимала, что в этом нет смысла, и уходила, хлопнув дверью. Ей это все не нравилось. Она говорила, что нельзя меня пугать. Ребенку нужно прививать только хорошее: терпение и любовь к людям. Она хотела, чтобы я был, как все. Слушал добрые сказочки и играл с детворой во дворе.
