Она с птичницей общается? Точнее жалуется. Если та начнет отвечать, то мне станет страшно.
Девушка тем временем потерла петушиный бок и осела на землю, закрыв лицо руками, обтянутыми тонкими перчатками.
– Девушка, вам плохо? – забеспокоился я. Надо ее это… в чувство привести! У меня где-то был нашатырь. Или это все же как-то не так делается? Да, точно. А вот валерьянки как раз таки и нет.
Но ничего не понадобилось. Она тихо покачала головой.
– Нет, мне хорошо, – саркастично улыбнулась сквозь веер изящных пальцев. Кольца нет. Значит, она не про мужа говорит. – Брата только сегодня похоронила. Отойти надо. Понять. А жить… Жить можно только здесь и сейчас. Прошлого нет, а будущее может и не наступить.
Брат. Я с сомнением вспомнил свою сестру. Из-за нее я бы так убиваться не стал. Мне на нее все равно. А ей на меня?
У девушки же с братом была явно особая связь. Он был ей действительно дорог. Если честно, то я даже завидую.
Глянул на нее иначе, но не увидел ничего, кроме темного силуэта. Вздохнул и сосредоточился на реальности.
Девушка поднялась, опершись на мою руку и, отряхнувшись, пошла к краю. На меня она не смотрела, брела как в тумане.
Очнулась только у самого края. Постояла там пару мгновений и все же обернулась.
– Здесь и сейчас, запомни, – по губам ее скользнула печальная улыбка, а я вздрогнул, как током ужаленный.
Сапфировые глаза. Каштановая прядь. Слишком знакомо.
Сердце забилось быстрее, к горлу подкатил ком, а по пальцам прошелся холод, будто они решили покрыться инеем. Выдохнул облачко пара и вздрогнул. Слишком резко похолодало.
Невольно взглянул на табло. Сколько там осталось до поезда? Неужели? Да. Двенадцать минут. Осталось ровно двенадцать минут. Черт возьми, двенадцать!
Апостолы, рыцари, лепестки, минуты.
Я сплю?
Потер глаза. Ущипнул. Куснул губу. Ничего. Значит, это не сон. Все это происходит на самом деле. Дьявол!
Не думая больше об этом, кинулся вперед. Все словно в замедленной сьемке. Ууу, и голова кружится. Надпись плывет. Но я слышу. Слышу! Поезд уже близко. Он нещадно шумит, но звук какой-то иной. Будто сотни когтистых лап скребут по стенкам тоннеля. Кто-то сглатывает и скрежещет зубами. Утробно урчит.
Почему никто больше ничего не слышит?! Почему всем всегда все равно? Что в детстве, что сейчас!
Что? Причем тут эта мысль?
– Не садись в него. Живой ведь еще. А если все же мозгов не хватит, то замри, как мышь под веником, и реже дыши. Если контролер поймет, то назад не вернешься, – снова прозвучало за моей спиной. Голос хриплый, низкий. Тяжелый, как грозовая туча.
Моя тень.
Он снова тут.
Но я его не слушаю. Мне нужно спасти девушку. Спасти любой ценой.
Вот же она! Совсем близко. Но кто-то крепко держит меня за руку.
Попытался стряхнуть неожиданное препятствие, но безуспешно. Хватка стальная, словно я попался в капкан. Злюсь, топчась на месте.
– Пусти, – прорычал я и зло обернулся. Я не разглядывал лица, мне оно было не интересно. Только рука. Сильная крепкая мужская рука с длинными пальцами, обхватившими мою чуть выше локтя. Посреди пястья родинка. Она будто пульсирует в моем сознании. Становится больше, стирая все о самом человеке.
Он же покачал головой и усмехнулся, сжав чуть сильнее. Еще немного и я услышу, как ломается кость.
Нечто в тоннеле издает жуткий вопль. Захлебывается им и кричит вновь.
– Ну-ну, сдохнешь же. Не дури. Изображай, как всегда, хорошего мальчика. В моих снах ты всегда послушный.
