– Вы же приезжая, мисс Пилдон? – спросила вторая, Лотти кивнула. Она использовала одну из выдуманных фамилий. – Вы наверняка знаете, как живут модистки в прочих городах, вот и говорите за них, а не за нас.
– Ни то, ни другое неверно, – с улыбкой сказала Лотти.
– Тогда откуда вы и ваша подруга? – спросила третья и повернулась к прошедшей Веронии. – Вы слишком спокойны для нынешних потрясений в стране.
– Я родилась на далеком острове, – увлеченно начала сочинять Лотти. Ее глаза сияли, отчего притягивали к себе внимание. – Мой отец был монахом-миссионером, а мать цыганкой. Она видела будущее и уговорила взять ее в колонию в обозе солдат-наемников.
– Значит, вы от монаха-греховодника? – покосилась сидящая напротив модистка. – Как же тогда его не покарал суд?
– Конечно, его ждал бы суд, если бы… чернокожие дикари не съели его. – Три модистки округлили глаза. – Моя мать отправила меня к дальним родственникам отца, что взяли меня на воспитание.
Верония спрятала улыбку. Воображение Лотти представилось во всей красе. Обладай она достаточной фантазией, то тоже сочинила о себе похожую историю. Детство в прибрежном городке и отец-мануфактурщик не украшали таинственный образ ясновидящей. Досадные обстоятельства рождения Лотти заставляли ее с особой тщательностью придумывать новые. Она добилась внимания модисток, которые не сводили с нее распахнутых глаз. Лотти горделиво улыбнулась и задрала голову. Верония взяла в руки недоделанное платье и сказала:
– Лотти, у тебя еще много работы. Хозяин разозлится, если ты не успеешь дошить платье к вечеру.
Модистки вздрогнули, когда заметили Веронию, словно увидели призрака. Верония сохраняла непоколебимость. Пристальные взоры трех малознакомых женщин заставили ее натянуться, как струна. Если для ее подруги такое внимание тешило самолюбие, то она в такие моменты готова была укрыться в любом уголке.
– Ты права. – Собрала карты со стола Лотти. – Я увлеклась разговорами. Вам тоже лучше вернуться к работе. Погадаем еще уже завтра.
Модистки ушли из комнаты. Лотти взяла нитку с иголкой и приступила к шитью. Душевный покой восстановился. Она отдавала большее предпочтение обществу одной подруги, чем группе чужих людей. С ней ее душа находила покой. Она поймала на себе пытливый взгляд подруги. Лотти спросила:
– Моя дражайшая Верония сегодня была дольше в главном зале, чем в другие дни. Неужели она делала расклад?
– Верно. – Верония взялась за ткани на соседней тумбе и приступила к другому заказу. – Я гадала для одной миловидной дамы.
– Да ты опередила меня, – с улыбкой сказала она. – С кем ты имела честь говорить? Какой у них титул?
– Всего лишь чиновник, та дама – его жена.
– Всего лишь? – разинула рот Лотти. – Ты удостоилась великой чести! Вот она, моя дражайшая подруга! Какая ты молодец! Я-то растрачиваю воображение на модисток, пока ты любезничаешь с людьми лучших кругов. Знаешь, я скоро не выдержу и напрошусь в главный зал. Пусть меня видят, пусть наша слава продолжит расти.
– Обещаю, что в следующий раз дам рекомендации на тебя. Хозяин отправит тебя туда, если ты сделаешь эту шляпу, – напомнила Верония.
– Тут ты права. Мы здесь только одну неделю, так что я еще отхвачу кусочек лакомого пирога.
Через три дня Веронии пришло письмо от дамы, которой она гадала. Верония и Лотти еще спали, как ранним утром посыльный пришел с конвертом. Обе вскочили с кроватей и собрались возле единственного окна в их мрачной спальне. Верония вскрыла письмо и подставила его под свет.
