– Что ты мне тут лапшу на уши вешаешь?! Что вы там внедрили? Ты лучше расскажи, сколько у тебя жалоб!!! Да я… да я… да я их тебя сожрать заставлю!!!
С этими словами Егор Кондратьевич собрал со стола какие-то бумаги, смял их в маленький комочек и начал методично засовывать в рот бедному Скоморохину, который, к великому удивлению Федора, начал их пережевывать, выплевывать, вновь принимать из услужливых рук, даже нагнулся пониже, чтобы маленькому начальнику управления было удобней. При этом никто не смеялся, не возмущался, а воспринимал все, похоже, как должное. Климов, внешне сохраняя выдержку, внутри себя ощутил страшное смятение, замешанное на испуге, возмущении, отчаянии и гадливости. «Ничего себе перевелся!» – в отчаянии подумал он. Тут же прикинул, как бы сам поступил на месте Скоморохина – летел бы Егор Кондратьевич через трибуну, как футбольный мяч! Ошибался Климов – никогда бы опытный психолог и видавший виды начальник управления не посмел бы унизить человека, имеющего элементарное чувство собственного достоинства, и, как потом выяснилось, Федор в этом качестве был не единственным.
Впрочем, быстро отходчивый Егор Кондратьевич, покричав немного на остальных руководителей предприятий, чтобы не теряли чувство страха и ответственности, совершенно спокойно продолжил совещание в относительно нормальном русле.
Позже Климову поведали необычную историю Павлова, приведшую его с понижением в карьере на должность начальника управления. Будучи до этого председателем одного из райисполкомов, грамотный и предприимчивый Егор Кондратьевич слыл человеком крутого нрава, но имеющим самые высокие связи в партийных кругах местного масштаба. Говорят, что даже к председателю облисполкома открывал дверь ногой. Но однажды, объезжая поля вверенного ему района, он вдруг увидел на краю одного из них мирно расположившихся за поллитровкой и нехитрой деревенской закуской граждан. Трое мужиков тучного телосложения, примяв, как и положено, вокруг себя солидное количество сочных колосков пшеницы, периодически поднимая над головой граненые стаканы, вели с виду мирную беседу. Они добродушно улыбались, не забывая употреблять в качестве закуски деревенское сало со свежими огурчиками, радовались солнечной погоде и жизни вообще.
Когда Егор Кондратьевич, спускаясь по крутому косогору, находился еще далековато, мужики подумали, что вот идет, судя по одежде, приличный человек, который присоединится к трапезе и, вероятнее всего, не откажется выпить в их честной компании, что, конечно, они уже готовы были ему предложить. Однако, когда он приблизился, его свирепая физиономия сразу же вызвала у культурно отдыхающих некоторые сомнения в добрых намерениях незнакомца. Впрочем, Егор Кондратьевич решил сразу раскрыть свое инкогнито во избежание нежелательных эксцессов, спокойно представился по должности, после чего возбужденно и в нецензурных выражениях, как любил и умел, попросил граждан немедленно убираться с колхозного поля, угрожая даже не милицией, а банальной физической расправой. В лицах и поведении двоих из присутствующих сразу же обозначилось внезапно возникшее желание действительно бежать туда, куда посылал их Павлов, однако третий почему-то на это никак не среагировал. Спокойно засунув в огромный рот такой же огромный бутерброд с салом, он не спеша прожевал, после чего посоветовал Егору Кондратьевичу самому посетить всем понятное, но доселе неизведанное место, куда тот только что всех отправил.
