– Нужен только один документ, – в очередной раз подумал я.
Вот только я не знал, где был тот документ, и как только я задумался над этим, стал переживать. Много подобных бумаг хранилось дома, куда я не мог заходить, и где именно они лежали, мне тоже было неизвестно. Надо было спросить у деда, надо было как-то уснуть, чтобы это сделать, и я выпил оставшуюся в холодильнике банку пива.
Алкоголь меня немного расслабил, но заснуть получилось только за полночь. И когда я оказался на кухне, сразу понял, что что-то было не так. Все вокруг было словно в пыли, словно уже давно никто не убирался в доме. Я обернулся и посмотрел в окно, за которым ничего не было видно, но больше меня заставил нервничать тот факт, что все растения в горшках засохли.
– Дед! – закричал я. – Что происходит?
– Я не знаю, но это началось со вчерашнего дня, – ответил дед, войдя на кухню. – Ты же ничего не трогал в том сне?
– Нет, точно ничего, только смотрел.
– Тогда я не знаю, как еще можно это объяснить.
– Тот сон принадлежал Серафиму, и он в нем рисовал, – продолжил я.
– Твой друг даже во сне рисует, – недовольно произнес дед, открыв один из верхних шкафчиков.
Я тоже взглянул на полки, где должны были стоять вазочки со сладостями. Вазочки там и стояли, только в них почти ничего не было, да и то, что в них осталось было больше похоже на обертки от конфет, подгоревшее печенье, а кексы, которые лежали без упаковки, приобрели зеленую окраску с черными плесневыми пятнами.
– Ничего не понимаю, я же точно ничего не трогал. Я только следовал за ним и наблюдал, – сказал я.
– Может, ты просто этого не помнишь? – предположил дед.
– Нет, такой сон сложно забыть, он был очень ярким, – продолжил я и задумался.
– Все-таки вспомнил что-то? – спросил дед.
– Да, но я ничего не трогал, странное было в другом.
– И в чем же? – спросил дед и озадаченно уставился на меня.
– Он нарисовал парня, которого я видел. Того, о котором я тебе рассказывал.
– Как это произошло?
– Почти в самом конце сна он оказался с мольбертом на берегу, солнце садилось. Я думал, он будет рисовать закат, но он нарисовал портрет. И утром он снова нарисовал его, сказал, что видел во сне, как нарисовал его, и решил нарисовать в альбоме.
– Бред какой-то, – произнес дед, нахмурив брови.
– Я думал, что он просто тоже его мог видеть, – предположил я.
– Это, конечно, логично, но тогда бы с твоим сном ничего бы не случилось.
– Знаю, но что теперь делать?
– Для начала надо привести тут все в порядок, только ты с этим справишься.
– Хорошо, – согласился я и опустил взгляд. – Что это?
– Ты о чем? О, нет.
Я посмотрел на свои ботинки, подошва которых была в чем-то испачкана, и из-за этого на полу появились зелено-серые следы. Потом я поднял ногу и убедился в этом окончательно.
– Это краска, – сказал я. – Он нарисовал остановку, которая потом словно выросла из альбомного листа. Я встал на нее, а потом мы поехали на трамвае к тому берегу.
– Возможно, он не видел того парня. Так могли проявиться твои воспоминания в его сне.
– Хочешь сказать, я поделился с ним своими воспоминаниями? – удивился я.
– Я точно не знаю, как это работает, но ты можешь влиять на человека через сон. Ты можешь делиться знаниями, рассказывать что-то или просто как-либо изменять сам сон.
– Вот только этого делать нельзя.
– Да, нельзя, – подтвердил дед и посмотрел в окно.
– Что там? – спросил я, тоже присмотревшись к тому, что было за стеклом.
