Дневники, письма. Воспоминания современников - страница 31

На улице холодище. Сейчас, сидя в полудреме у жаркой печки, я вспомнил Красноярск – этот чудесный маленький город на берегах могучего Енисея. Когда я вспоминаю его улицы, сады, когда вспоминаю эти ночи поразительные, западающие в память минуты, когда вспоминаю время, проведенное в волнах Енисея, танцы и полные прелести встречи – меня начинает тянуть туда, словно на родину.

…Уж очень было хорошо. Идешь, бывало, по широкой мостовой, полный романтических грез, сжимая в кармане (на случай самозащиты) плоский свинцовый кастет, приятно оттягивающий пальцы.

Светает. Залезаешь в окно общежития, которое открываешь через форточку сложной системой рычагов, раздеваешься, закуриваешь и ложишься. Смежаешь веки, вспоминая недавнее; усмехаешься, посмотрев еще раз на коричневую кожу рук и вспоминаешь, как полчаса назад сравнивал эту кожу с ослепительно-белой кожей Мильчи, с которой полчаса назад сидели близко-близко, смотрели друг на друга, почти не говорили, и это не надоедало. Было хорошо. Будем надеяться, что будет лучше. Человек живет надеждой. Так что будем людьми. Рядом, тут же можно вспомнить и совсем другое, противоположное выше сказанному. Я спрыгнул в 5 км от Ижморской, вылез из сугроба, я увидел хвост поезда с красными глазами. Стоял мороз. Я побежал вдоль полотна, махая руками, чтобы согреться, выкрикивая нелепые звуки. Замерзшая твердая рукавица только царапала обмороженный нос. Я бежал, ничего не думая, механически подставлял под тело ноги. Понемногу отогрелся. Прибежал в Ижморскую – было довольно поздно, обежал несколько домов, откуда был выпровожен – я искал ночлега. Не теряя надежды, я стучался, просил, клялся, обещал. Все напрасно. Этот «гостеприимный» сибирский мужичок в известное время становится очень прижимистым, и горе путнику, не имеющему знакомых и оказавшемуся в моем положении. Все это продолжалось до тех пор, пока, набравшись наглости, я не зашел в довольно бедный дом, разделся, закурил и только тогда попросился переночевать. Не хочется вспоминать.

27.1.46 г. Читал Джека Лондона – «Дети мороза». Джек Лондон перестал на меня действовать так, как действовал 2–3 года назад. Тогда захватывал очень сильно: читал, не отрываясь от книги. Сейчас другое. Вот Есенина не стало. Его стихи, пропитанные меланхолией, грустью, считаются вредными для нашей молодежи, которая, находясь в таком впечатлительном возрасте, может, начитавшись его, пошатнуться и застыть в бесцельной хандре. А стишки его действительно могут пошатнуть человека… И он почти забыт, лет через 10–15 юноша будет удивленно таращить глаза, в недоумении переспрашивая: «Есенин? Нет, не слышал. А кто это такой?»

Сегодня посмотрел на корочку издательства ГИЗ-а и подчеркнул, что я читал (там список изданий). Оказалось, что 50 названий книг – подчеркнуто. Остальные 30 мне незнакомы. Ну, там такие, как «Коммунистический манифест» Маркса и Энгельса, «Империализм, как высшая стадия капитализма» Ленина и пр. Над такими книгами надо работать и, кроме того, нужна предварительная подготовка…

Скучно – хоть бы Б.Н. пришел.

28.1.46 г. Точно. Вчера, как хотел, так и вышло. Был у меня Б. Найденов. Играли, спорили. Хороший парень.

Сегодня утром собрался и пошел в депо. Было тихо и тепло. Пришел, нашел ребят из нашей группы. Поболтали часа 2. Никто не хотел работать. С одной стороны – лень – с другой – то, что нам ничего не платят, в общем, со всех сторон лень. Много смеялся. И здесь разговор касался музыки. Я и им говорил, что музыка – все это неправда. Чудаки. Никто не мог доказать противоположное. Пришли две наших девушки. Мы начали над ними смеяться. Я, конечно, отличался. Всегда, где девушки и я, там смех и обида. Все это слава богу, если бы не то обстоятельство, что шутки мои подчас злые и не всегда тактичные. Даже не церемонюсь в выражениях. Это недалеко и глупо. Буду стараться сдерживать себя, поскольку будет возможность. А то уже меня бояться начинает другой пол.