– Не идите со мной рядом. Все-таки мы по-разному одеты.
– Ах вот как, – сказала я, раздраженная донельзя.
Я знала, что это нужно для дела, но все это мне не нравилось. Мысль о том, что я выгляжу как страшилище, не давала мне покоя и лишала уверенности.
Мы вышли за ворота. Вдалеке – впрочем, не так уж и вдалеке – синели горы. Мне были знакомы и эти сосны, и туманная дымка над вершинами, и особая величавость природы, свидетельствующая о том, что грозные Альпы – всего в двух шагах.
Мэтр Бернье шел, ступая по лугу, как журавль, – высоко вскинув голову и заплетая ногами.
Вокруг была тишина. Подниматься по крутой тропинке было трудно, и я быстро устала. Меня раздражала мысль, что мы идем, вероятно, не по обычной дороге, а через какую-то чащу, пробираясь среди кустов и камней.
– Это здесь находится форт Жу? – спросила я, с трудом отцепив юбку от куста терновника. Колючки впились мне в кожу. Я нетерпеливо смахнула капельки крови.
Мэтр Бернье и не думал даже поджидать меня.
– Здесь, мадам, – отвечал он.
Мне пришлось ускорить шаг, чтобы нагнать его.
– Я здесь была когда-то. В форте Жу. Мой муж служил здесь военным комендантом, – сказала я, пытаясь завязать разговор.
Бернье не отвечал, а лишь неопределенно кивнул.
– А вы давно живете в Понтарлье?
Последовал новый кивок, еще более неопределенный.
– И поэтому так хорошо знаете эти места?
Он молчал, и я сочла это почти нахальством, не достойным какого-то там трактирщика.
– Почему вы не отвечаете? Я задала вам вопрос. Мэтр Бернье вдруг остановился и, высоко подняв голову, оглянулся по сторонам. Палец его был прижат к губам.
– Т-с-с! Замолчите вы наконец! Это где-то здесь.
Я замолчала, понимая, что мы достигли нужного места.
– Близко граница! – сообщил Бернье.
Сложив руки лодочкой, он, к большому моему удивлению, прокуковал кукушкой так искусно, что из чащи донесся такой же птичий ответ.
А вот из кустов послышалось воронье карканье. Мэтр Бернье сломя голову бросился туда.
– За мной, мадам, за мной!
Он раздвинул ветви. Я увидела крестьянскую телегу, в которой похрюкивали два поросенка, и огромного крестьянина, в волосах которого запутались соломинки.
– Вы еще ждете, господин виконт! – обрадованно воскликнул мэтр Бернье.
Когда я поняла, что крестьянин, которого я вижу, оказывается, имеет титул виконта, меня сразу залила волна невыносимого стыда: за свое вымазанное картофельной шелухой лицо, за руки без перчаток, всю кошмарную одежду. Я готова была провалиться сквозь землю, напрочь забыв о том, что наряд виконта вряд ли выглядит лучше моего.
Виконт поклонился и произнес какую-то невероятно сложную немецкую фразу. Я поняла только одно – то, что нам надо спешить.
– Вы можете говорить по-немецки?
– Нет. Но, пожалуй, кое-что понять смогу.
– На всякий случай, если нас будут допрашивать, давайте условимся: вас зовут Тильда, меня – Ганс. Запомните это.
– А говорить… на каком языке мне говорить?
– Вам лучше молчать, мадам. Говорить буду я, у меня это лучше получится.
Я уселась на телегу на ворох соломы, как торговка, едущая на ярмарку. Кроме поросят, здесь под соломой лежали бочонки то ли с медом, то ли с вином.
– За декорации не беспокойтесь, тут все в порядке, – сказал виконт. – Что касается стражи, то она меня пропускает. Они уже знакомы со мной, я раз десять ездил туда-сюда, приучал к своему присутствию. Они думают, что я закупаю вино. Теперь я скажу им, что вы – моя жена.
