Дни гнева, дни любви - страница 7



– Валери, в таком случае, прошу вас, оставьте меня. Мне необходимо тут кое-что сделать.

– Как вам будет угодно, мадам.

Не показывая, что замечает какую-либо перемену в моем внешнем виде, Валери двинулась к двери. Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу. В тот миг мне хотелось лишь того, чтобы гувернантка поскорее ушла, и, когда она вышла, вздох облегчения вырвался у меня из груди.

Все письма были уложены в коробку из-под шоколада и спрятаны в сумке. Часть бумаг была зашита в подкладке плаща – старый испытанный способ, столь любимый еще агентами Ришелье. Покончив с этим, я вышла из кабинета.

Шаги мои была крайне осторожны. Голос Маргариты звучал совсем рядом, в гостиной, и это заставляло меня слегка опасаться встречи с нею. Тихо, на цыпочках, словно я уходила из обкраденного мною дома, я прокралась по узкой винтовой лестнице. Запах цветов почувствовался в воздухе; я миновала оранжерею и, выскочив из дома через черный ход, быстро зашагала по улице. Почти побежала. Ведь нельзя же было начать путешествие с опоздания – это было бы слишком скверной приметой.

Черный фиакр уже ждал меня на углу монастыря фейянов. Человек в темном плаще с опущенным на лицо капюшоном сидел на передке и, казалось, дремал. Смущаясь и сомневаясь, я подошла к нему.

– Мне нужно на Вандомскую площадь, – сказала я нерешительно.

Он вздрогнул, напряженно глядя на меня, и его губы произнесли:

– Если ваш путь пролегает через австрийский комитет, я готов везти вас.

Я успокоилась. Что ж, мы узнали друг друга. Я сказала пароль, он правильно назвал ответ.

Незнакомец спрыгнул на землю и почтительно помог мне войти в фиакр.

– Я довезу вас до Труа, мадам, – сказал он тихо.

– А потом?

– А потом я вам все расскажу.

Фиакр довольно резко тронулся с места. Со вздохом облегчения я откинулась на жесткие подушки сиденья. Фиакр был неудобный, старый, страшно продувался ветром – словом, путешествие предстояло не из приятных.

Покружив из осторожности по городу, мой возница выехал, наконец, из Парижа. Было уже шесть часов вечера.

Путь наш лежал на юго-восток, к швейцарской границе.

4

Когда забрезжил рассвет следующего дня, фиакр добрался до Труа и остановился на главной площади.

Я за ночь промерзла до костей, у меня просто зуб на зуб не попадал от холода. Фиакр вообще не был предназначен для такой погоды и таких расстояний, а что касается меня, то я впервые попала в столь кошмарные условия. Я пыталась быть мужественной, но, право же, это было уже слишком. Всю ночь шел дождь, а к утру по земле стлался влажный мутный туман. Капли дождя еще и сейчас пузырились в огромных лужах, занявших мостовую. Казалось, что на дворе не март, а октябрь.

– Э-э, да я вижу, вы совсем замерзли, – сказал мой извозчик, открывая дверь экипажа.

Я и сама видела в маленьком зеркальце, что вид у меня достоин жалости.

– Н-надеюсь, уже все? – спросила я стуча зубами.

– Да. Уже приехали. Давайте-ка я помогу вам выйти отсюда. Можете себе представить, каково было мне там, на козлах!

Осторожно поддерживая меня под локоть, он вывел меня из фиакра.

– Неужели у вас нет никаких вещей? – спросил он удивленно.

Я кивнула. Сумочки мне было достаточно – там поместились и бумаги, и зеркальце, и гребень.

– У вас что, нет при себе ни красок, ни духов? Обычно дамы возят за собой кучу всего этого.

– Сейчас другая ситуация, – отрезала я резче, чем намеревалась: уж слишком долгим был этот разговор на холодном воздухе. – Пожалуйста, давайте уже начнем что-нибудь делать.