– У меня болезнь Паркинсона. Прогрессирует быстрее, чем предполагали врачи. Я хотела как можно дольше сохранять подобие нормальной жизни, но течение болезни…
Я показываю им руку – такой тремор не скроет и искусный игрок в покер.
– Ой, мамочка… – начинает Вайолет.
– Господи… – выдыхает Томас.
– О боже, мама! Ну как же так… Почему ты нам ничего не говорила? Послушай, у Майкла Джея Фокса ведь как раз Паркинсон, да? И он вполне себе нормально живет, снимается, о смерти вроде и не думает, – говорит Джейн.
– У всех по-разному. Мой лечащий врач сказал, что у меня редкий случай.
– Проконсультируемся у другого врача, – настаивает Томас. – Ты обращалась за вторым мнением?
– Вот поэтому я и не хотела вам говорить! Несколько лет меня обследовали вдоль и поперек, чтобы найти способ остановить болезнь. Увы, таковых нет. – Голос у меня срывается. – Не хочу торчать в больницах и поликлиниках, не хочу, чтобы вы носились в поисках какой-то волшебной таблетки. Все, так я решила. Никаких больше обсуждений моего диагноза.
– Надо было сказать. Возможно, у нас получилось бы помочь, – говорит Томас. – Это ведь не только тебя касается.
– Что мы можем сделать? – спрашивает Вайолет. – Должен быть какой-то выход.
– Так, подождите, – перебивает ее Джейн. – Мама, у тебя Паркинсон… Мамочка, милая, это ужасно, за что тебе эта напасть… Но… вы говорите, что вы оба хотите… Папа! А у тебя что?
– О господи! – Новая волна ужаса пробегает по лицу Вайолет. – Что с тобой, папа?!
Джозеф смущенно моргает.
– А что со мной?
– Вы сказали, что оба хотите покончить с жизнью, – поясняет Джейн; ее эмоции под контролем, она как доктор, изучающий историю болезни. – Что у тебя?
– У меня ничего.
– Ваш отец почему-то решил, что моя смерть становится и для него поводом умереть. Я буду вам очень благодарна, если вы все вместе его переубедите. У меня не получается.
– Эвелин, – предупреждающим тоном говорит Джозеф.
– Что-о-о? – Пораженный Томас трет лоб. – Вы оба сумасшедшие.
– Так ты здоров? – сухо уточняет Джейн.
– Насколько мне известно, да.
– И хочешь совершить самоубийство из-за того, что больна мама, верно?
– Я предпочел бы, чтобы мы оба остались живы, но она ясно дала понять, что это не вариант, – говорит Джозеф обиженно и резко.
Все, хлипкий забор рухнул, теперь не спрячешься, все карты на столе, нет смысла изворачиваться.
– Это что, какая-то извращенная проверка друг друга на слабо? – спрашивает Томас. – Вы блефуете?
– Я не блефую, – отвечаю я, уже желая повернуть время вспять, просто обнять детей и заверить их в том, что мы всегда будем рядом. Усилием воли я и себя саму заставила бы поверить в эту заманчивую ложь.
– Я тоже, – добавляет Джозеф.
Интересно, он доведет дело до конца? А я? Признаться в своих намерениях, выдержать гнев и боль детей (вызванные одними только нашими словами) – это одно. Но сделать?
– Я в замешательстве, – произносит Джейн.
– Па, я думал, ты более благоразумен. – Томас вызывающе смотрит на отца.
– Томас! – Я говорю твердо, но без резкости.
Мы ждали от него подобной реакции. Мы были готовы.
– Что? Что Томас? – усмехается он. – Елки-палки, да вы просто эгоисты! Как, по-вашему, Вайолет и Джейн должны преподнести это детям?
– Мы об этом подумали.
Только я хочу объяснить подробнее, как отвлекаюсь на свой тремор, который уже нет нужды скрывать. Джозеф снова крепко сжимает мои пальцы, и я благодарна ему за поддержку.
