Дни, когда мы так сильно друг друга любили - страница 8
– Эви, посмотри на ситуацию с другой стороны. Это шанс уехать из Стони-Брук, пожить в настоящем городе, познакомиться с новыми людьми. Приключение, понимаешь? Я бы все за это отдал.
– Поезжай тогда вместо меня, – бормочет она из-под спадающих на лицо волос.
Я не узнаю Эвелин: куда делась ее улыбка? Сидит со сжатыми губами, щеки в нежных веснушках побледнели.
– В школу, где куча девчонок? Еду немедленно!
Томми, ухмыляясь, толкает меня локтем.
Удивительно, как они похожи! Через несколько недель Эвелин исполнится пятнадцать, а Томми семнадцать. Дни рождения у них с разницей всего в два дня, но за близнецов их принимают вовсе не поэтому. Они оба, в отличие от меня, уверены в себе, знают себе цену – мне даже завидно, – а еще им присущ дух авантюризма, благодаря которому они (а за компанию и я) в равной степени как попадают в неприятности, так потом из них и выпутываются.
Они неразрывно связаны: брат и сестра, лучшие друзья. Каково это, мне не понять – я в семье единственный ребенок. Одиноким при этом я себя точно не чувствую: я влился в компанию Томми и Эвелин словно карта, которой не хватало у них в колоде.
Под предводительством Томми мы по тропинке, которую в полнолуние иногда затапливало, бегали к морю. К концу лета нашим задубелым пяткам уже были нипочем острые камни и обжигающий песок. Мы плавали к Капитанской скале (у нее была мощная подводная часть, а верх выступал из воды, предупреждая моряков, что надо держаться подальше) и на ощупь искали мидии, висевшие на ее скользких боках гроздьями, словно виноград. Набирали столько, что хватало на целое ведро, а затем плыли обратно, вскарабкивались на деревянный причал и лежали в изнеможении, обсыхая под полуденным солнцем. Разбив раковины голыми пятками, доставали оттуда склизкую мякоть, белую или ярко-оранжевую, а затем в качестве приманки крепили ее прищепками к бечевке и усаживались бок о бок, свесив ноги с причала. Опускали самодельные удочки в воду и ждали, когда клюнет краб. У меня нет воспоминаний о нашей первой встрече: ее как таковой, наверное, и не было, раз дома наших семей стояли рядом на протяжении многих поколений. Я и правда не знал, как это: жить без них. Пытаюсь представить, что следующие два года Эвелин будет далеко, но вижу только отпечаток на песке между нами, где ей самое место.
– Представляю, что там за девочки! Ужас ужасный.
Эвелин держит между колен веточку и выводит на песке небрежные круги.
– Да нормальные они будут, вот увидишь, – говорю я.
– А если они ужас ужасный, но при этом красивые, привози их сюда, ладно? – просит Томми.
Уже с улыбкой, Эвелин тыкает брата в плечо.
Мы проводим лето вместе, и она уезжает на целый год. У нас с Томми все по-прежнему: ходим в школу, делимся новостями с фронта и помогаем моим родителям восстанавливать гостиницу, поврежденную ураганом в тридцать восьмом.
Хотя ураган разразился два года назад, в памяти все свежо, мы до сих пор зализываем раны. В тот сентябрьский день, как и на протяжении всего лета, стояла душная жара. Мне было пятнадцать. Мы с Томми и Эвелин после школы бултыхались на волнах; мама снимала с веревки белье, потому что начался дождь. И тут вдруг налетела разгневанная стихия. Вместе с перепуганными гостями мы спрятались на чердаке и, вцепившись в тяжелые сундуки и друг в друга, сидели там за наглухо закрытыми ставнями в надежде защититься от штормового ветра и проливного дождя. Вышедшая из берегов вода ворвалась в двери и окна, переломала столетние клены, оборвала линии электропередач и отправила мебель в свободное плавание.