Он смотрел на свои руки, вцепившиеся в руль так, что костяшки побелели. Шея и плечи закостенели, глаза будто вымерзли.
Наташа завывала в бумажную салфетку. Ни сил, ни желания поворачиваться к ней не было, но куда деваться-то.
Андрей с трудом оторвал от руля правую руку и привлек к себе Наташу. Она уткнулась ему в плечо, рыдая. Андрей с трудом прочистил горло, забывшее, как дышать нормально и как говорить негромко.
– Я бы нашел его, чтобы сам… – сказал Андрей и откашлялся снова. – Но его ж грохнули давно, стопудово. Не могут такие долго по земле…
– А если нет? – прошептала Наташа брату в куртку.
– А если нет, я его найду, – заверил Андрей.
Наташа резко откинулась, чуть не ударившись головой о стекло, села прямо и уставилась перед собой мокрыми глазами, окруженными черными пятнами размазанной туши. В ветровом стекле смутно отражалась плохо нарисованная морда панды. Морда презрительно сказала:
– Найдешь… Про него роман давно написали – а ты всё ищешь и не находишь.
Андрей начал медленно поворачиваться к Наташе.
На оклик Ирина сперва внимания не обратила, но он прозвучал громче:
– Простите ради бога…
Она остановилась и обернулась, выжидающе глядя на мужичка средних лет. Лицо его полностью было скрыто медицинской маской и тенью длинного козырька, но выглядел он безобидно: немногим выше Ирины, вряд ли шире нее и к тому же в какой-то спецодежде – строитель или ремонтник. Он поспешно остановился в полутора шагах от Ирины, но та успела заметить, что мужичок заметно прихрамывает.
Чтобы не смущать его, Ирина и свой подбородок спрятала за отсутствием маски в шарф и показала, что слушает.
– Девушка, я тут заплутал слегка, – объяснил мужичок чуть нараспев. – К Кировскому правильно иду?
– К парку? Да вот же он, только вход вон с той стороны. И закрыт уже.
Мужичок улыбнулся.
– Нам все пути открыты. Шарф классный у вас. Прочный?
– В смыс… – начала Ирина, подняв руку к горлу.
Змей кинулся на нее и сбил с ног, не дав договорить.
Переулок был темным и заваленным первыми нерасчищенными сугробами, зато выводил наконец-то к ярко освещенному проспекту. Аня, не отрывая глаз от комьев снега, ставить ногу между которыми следовало с умом, задумчиво сказала:
– И почему убивал, не узнают.
Паша хмыкнул.
– Да как всегда: в детстве бабка, небось, мучила, прищепку на письку вешала, вот он всем бабкам и мстил.
Аня поморщилась и украдкой оглянулась. Ни в переулке, ни на совсем далекой остановке больше никого не было. Аня выдохнула и пробормотала:
– Фу ты извращенец.
– Я-то с какого? – удивился Паша.
Вот вечно у меня так, подумала Аня и принялась неловко выкручиваться:
– Потому что мужской род. Ты извращенец, я извращенка. Учи феминитивы, белая цисгендерная мразь.
Она просительно улыбнулась, чтобы Паша понял, что она шутит. Паша ответил очень серьезно:
– Ты классная. И Соколиный Глаз просто – как умудрилась про поясок заметить? Я же листал два раза в секунду.
Аня заулыбалась шире, с облегчением и радостью – комплимент был совсем неожиданным.
– Что заметить? – уточнила она.
– Ты сказала – мальчонка с пояском. Его менты так и называли: сопляк с пояском или сосед со второго. Он нападал на квартиры не выше второго этажа. На третий однажды только полез, чуть не попался, из окна прыгнул. Вот с тех пор.
Аня замедлила шаг. Паша продолжал:
– Он всегда душил чем-то из квартиры жертвы. То ли бзик, то ли чтобы не доказали умысел, если поймают. Обычно пояском от халата. Бабки в халатах же вечно.
