Совпадение позиций двух духовных лидеров по основным общественно-политическим вопросам предопределило успех их встречи.
Третье. В совместную «Декларацию» вошли положения, которые ясно отражают позицию Русской православной Церкви, российского общества и русского мира – в частности, по украинскому вопросу. В итоговом документе содержится прямое и недвусмысленное осуждение как прозелитизма, так и униатизма. Буквально сказано следующее: «Сегодня очевидно, что метод "униатизма" прежних веков, предполагающий приведение одной общины в единство с другой путем её отрыва от своей Церкви, не является путём к восстановлению единства». Упоминается завет апостола Павла «благовествовать не там, где уже было известно имя Христово, дабы не созидать на чужом основании» (Рим. 15:20).
Термин «русская церковная дипломатия» отныне ни у кого не будет вызывать вопросов – сама жизнь даёт ему определение.
Крещение в Тарусе
Крещение-морозище-ветрище. Снег скрипит, как родной порог. Солнце гуляет в чанах серебряных. Вода не вода уже – лёд. Три крестных хода – Истоминский, Соборный и наш с Воскресенской горки сливаются у Боголюбского источника. Колокола грохнули – слёзы из глаз. А в Москве отставной дьякон чужие грехи обличает. А нам в Тарусе свои бы побороть. И губы к кресту прикипают. И небо как кожа над головой.
Наблюдаю активную отстройку антицерковной мифологии, которая становится отправной точкой для наступления на православие в России.
Из «новой России» желают устранить всякую интимность соборной жизни, глубину национальной самодостаточности, основанной на Православии. А между тем духовное самостояние нации в Христовой вере – это и есть исконная формула европейской идентичности, о которой на словах так пекутся либералы во власти. Это и есть «европейский путь». На этом пути не надо ничего и никому доказывать. Надо лишь следовать национальному христианскому, для России – православному вектору.
Но нашей стране и нашей Церкви стремятся навязать совершенно иное самоопределение. После сухомятки истмата нам предлагают набор релятивистских «ценностей» постмодерна. С этих позиций понятия «святого», «сакрального», абсолютных нравственных критериев, да и сама категория нравственности – всё ставится под сомнение. Однако идеи плюрализма, политкорректности, оправдания греха не имеют ничего общего с церковными принципами духовного партнерства (так можно перевести на язык современной культуры понятия «соборности» и «общинности»). К умению слышать ушами, видеть глазами и чувствовать сердцем другого – брата по вере. Церковь ориентирована на обычай и традицию. Корпоративные сообщества светского мира – на материальные интересы. В Церкви доминирует доступность и доверие, в светском пространстве – конкуренция, публичность и театральность.
Культивирование обезличенного языка секулярного гуманизма (имеющего мало общего с реальным человеколюбием) заполняет пустоту, образовавшуюся после краха советской идеологии. Пустоту, лишённую признаков коллективного творчества, критического мышления и живой веры.
Но мы уверены в том, что Православие сегодня – это именно то, чего не хватает выхолощенному революциями, переворотами и перестройками идейному пространству русской мысли. Православие сегодня – это средоточие и рационализация народного сознания, очищенного от коммунистических и либеральных догм.
