Некролог на её памятнике гласил: «Милая, встретимся на небесах».
Впритык располагалось ещё две могилы. Иван Новиков. 14.10.1943-11.11.1995
«Я рядом с вами, дорогие»
Виктория Ивановна Новикова. 06.02.1965 -05.08.1988. Под именем последней была ещё одна надпись:
Новикова Виталина. 05.08.1988 – 05.08.1988
Как грустно, – подумала я – потерять дочь и внучку в один день. А я в этот день вернулась. И у Джонни День рождения пятого августа. А ещё скоро в этот день родится мой Рыжик. Фото девушки сильно выцвело, черты лица читались неразборчиво. Я поставила обратно вазочку, которая упала с её могилы.
В сторонке за кустами стояли, как мне показалось, школьницы и курили.
– Это она?
– Да, вроде бы. Они вдвоём стояли.
– Фу, какая она странная. Я думала она другая.
– Ну, когда Катя про неё рассказала, я надеялась увидеть платье от Гуччи и Лабутены.
Я взглянула на обувь скорбящих у могилы Саши и поняла, что на многих дамах действительно туфли на шпильках с красной подошвой. Увидела, как эти дорогущие каблуки впиваются в сухую кладбищенскую землю. Какой прискорбный пафос – подумала я.
Человек умер, а они обсуждают искусственные титьки и туфли. Я взглянула на свои замшевые, видавшие виды балетки с острыми носами, которые случайно нашла на антресоли у мамы во время очередной уборки в их квартире. Это были её балетки, когда-то очень давно привезённые из-за бугра, но так и не надетые, потому что были ей жутко малы. Я отличалась на фоне происходящего декаданса. Простое чёрное платье из поплина, напоминающее мужскую сорочку, подвязанное ремешком. Старая обувь без каблука. На голове растрёпанный пучок и жёсткий клатч из макраме, сделанный руками любимой мамы.
– Говорят, она в списке Форбс России.
Я поняла, что речь по мою душу. Ко мне подсел Женька и обнял меня. Девочки в кустах прыснули.
– Устала? – спросил он, заботливо убирая обратно в пучок выбившийся локон.
– Немного. Домой хочу, к детям. – мы упёрлись лбами и смотрели в глаза.
– Мама настаивает на ресторане. Ты как? Есть хочешь?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Я бы кого-нибудь съела.
– Тогда я скажу ей, что мы будем.
Кажется, общее горе сплотило их, и Женя усмирил бурю гнева в душе. А ещё, я думаю, ему помогли воспоминания о Марго. Я не могла разрушить эту тонкую, и без того, связь с матерью.
К нам приблизилась незнакомая высокая девушка. На вид, ровесница Джонни.
– Жень, привет.
– Василиса? – удивился муж. – Ты здесь какими судьбами?
– С тобой поговорить хотела. Надеялась, что мы встретимся.
– Знакомьтесь. Это Лина – моя жена. Василиса – одногруппница.
– Очень приятно. – кивнула я.
– Рассказывай, что случилось?
– Можно наедине?
– Вась, она моя жена. Я ей делюсь всем.
– Тогда, вот… – она достала из сумки старую пожелтевшую тетрадь на пружинке. – Я думаю, ты должен знать правду. У вас с Романом не очень хорошие отношения… – Положила тетрадь на стол. – Я недавно убиралась даче, хотела растопить печку макулатурой и нашла Ксюшин дневник. Она оставляла его у меня, чтобы её родители не читали. Жень, всё не так произошло. Ксюша солгала тебе.
Женька пролистал дневник, испещрённый мелким почерком с сильным наклоном. Открыл на последней исписанной странице. Минуту он молча читал. С каждой секундой менялся в лице. Нервно забарабанил ногой под столом, пролистал на предпоследнюю. Зажал рот рукой. Выдохнул воздух как лошадь. Кивнул сам себе, задрал удивленно бровь. Пролистал несколько страниц.
