– Пойдем? Я еще к твоим подойти хочу. – Когда мы остановились рядом с мамой, Ваня что-то пробубнил, приоткрыв один глаз, а потом снова отключился. – Рад был познакомиться с вами.
Мама расплылась в улыбке, не хватало только сердечек в глазах.
– И я, Кирилл. Хорошего тебе полета и удачи на играх.
– Спасибо. Ване передавайте привет, – усмехнулся он, по-доброму оглядев моего спящего брата. – До свидания.
– До свидания, Кирилл.
Толпа в конце зала у выхода на посадку как-то быстро уменьшалась и, когда мы остановились рядом с сонными пассажирами, Кирилл повернулся ко мне и буквально пронзил непередаваемо-нежным, но заметно погрустневшим взглядом.
– Не хочу туда, – усмехнулся он и оглянулся на уменьшающуюся толпу. – Хочу еще с тобой здесь побыть.
Я часто заморгала:
– И я.
– Надеюсь, мы будем на связи.
– Будем. Обязательно.
Кирилл резко хмыкнул, а потом заключил меня в короткие объятия. На несколько секунд мое тело обмякло, а нос поспешил вдохнуть приятный мужской запах. Я почувствовала, как вновь начинаю дрожать и поспешила отстраниться.
– Пока, Катюш.
– Пока, Кирилл.
Неуверенно и несколько неуклюже, он попятился назад и в какую-то секунду мне показалось, что вот-вот сейчас он сорвется, подбежит ко мне и поцелует. Но Кирилл достаточно продолжительно смотрел на меня, а потом с неохотой повернулся спиной и протянул посадочный талон сотруднице аэропорта. За два часа я так прониклась этим человеком, что едва сдерживала слезы. Те самые, что льются в аэропортах, на вокзалах, когда колючая разлука нагло смеется в лицо.
Еще пару секунд я стояла на месте, а когда макушка русых волос смешалась с другими, мои ноги медленно развернули тело и побрели вперед. Я сделала несколько маленьких шажков, как сонная японка в носках и неудобной обуви, а потом вдруг резко оглянулась и затаила дыхание.
Кирилл обернулся. Даже на столь внушительном расстоянии его взгляд согрел меня и проник так глубоко, что я не пожелала больше отпускать его. Дверца во мне захлопнулась, оставив внутри самое ценное, о чем никогда и никому не будет известно.
Наши дни
Я не знаю, чего жду. Что он одумается, прилетит ко мне и скажет, что был настоящим придурком? Попросит навсегда вычеркнуть из памяти те бесконечно долгие дни в слезах, те жуткие шестьдесят минут в кабинете нотариуса, когда я не видела ничего вокруг, потому что из глаз не прекращаясь лились слезы? Что я подписывала? Да бог его знает! Я только и слышала, что мой еще супруг передает мне свою долю квартиры и что я – еще его супруга, даю ему генеральную доверенность на свой автомобиль. Почему я плакала тогда, отлично понимая, что наши действия в кои-то веки были правильными? Так нужно было поступить очень давно и думаю, мы оба это понимали, вот только никак не могли найти в себе смелости все изменить.
– Катюнечка, мое солнышко! – напевает тетя Оля, сестра моей бабушки. Она обнимает меня и чмокает в плечо. – Девочка наша любимая, какая же ты у нас красавица! А тот, твой, вообще дурак! Пусть теперь локти кусает!
Но я надеюсь, что он не станет этого делать. В глубине души я понимаю, что все случившееся – только к лучшему. Думаю, мы никогда не держались друг за друга, а только удерживали, лишая познать что-то большее.
– Таксист не звонил? – спрашивает меня папа, направляясь в дом. Он уже готов к поездке в аэропорт, остается только одеться. – Катя, иди сюда?
