Так вот, Волеслав пока ещё не вырос, а был всего лишь Волькой, чумазым мальчуганом, что щеголял одетым по последней в селе моде, которая, правда, за прошедшие тысячелетия не претерпела сильных изменений, а именно, в порты (одежда для детей), штаны и рубаху из грубой сероватой льняной ткани, которую называли портно, собственно по этой причине порты звали портами. Причём, поверх рубахи у Вольки была совершенно новая меховая безрукавкас мехом вовнутрь, точно такая как у его отца, охотчего мужа (охотника). На ногах у него были отличные лапоточки, которые, нужно отметить, Волька сплёл самолично, и они были надеты поверх обмоток, сделанных из того же самого льняного полотна, портна, что и порты на Вольке. Грязные светло-русые волосы были схвачены кожаным ремешком в пучок на затылке, а лоб опоясывал берестяной обруч с рунами, которые обозначали его принадлежность к роду и оберегали его от бед, по ходившим в те времена представлениям о том, что может уберечь ребёнка от бед. Но, правда, иногда обруч менял расшитый рунами детский платок, который вы никогда не догадаетесь из чего был сделан. Верно, из портна, но только не такого грубого как остальная одежда. На груди, под рубахой, был надетый матушкой оберег. Ну в принципе, пожалуй, и всё. Хотя нет, чуть было не забыл, рубаху Волька заправлял в штаны, а штаны были подвязаны поясом, на котором в кожаных ножнах гордо болталась самая главная ценность Вольки – охотский нож, подаренный отцом. Да-да, Волька уже достиг того возраста, когда мужчина рода был обязан носить при себе оружие. И этим, нужно сказать, Волька страсть как гордился.
Короче говоря, Волька был самым обыкновенным мальчуганом своего времени, среднего роста, с курносым носом, покрытым веснушками, и хитрющими серыми глазами, вечно мечтавшим сделать что-то великое и славное, как любой парень из ватаги (название объединённых общей целью подростков примерно одного возраста) своих сверстников, с кем он бегал. Основным занятием Вольки была тренировка в стрельбе из лука, которая ему и другим парням из его ватаги казалась занятием скучным и совершенно не нужным, по той причине, что они уже и так вроде охотчие мужи хоть куда, в чём были совершенно уверенны, так как точно били в цель аж с двадцати шагов, ну чему ещё можно учиться-то. Правда, эту уверенность не разделял их наставник, старый дед по имени Доброхлеб. Он вечно ходил со здоровой хворостиной, которой лупил по пятым точкам особо нерадивых лучников, для науки, как он говорил. Причём сам Доброхлеб за лук отродясь не брался, чем вводил в замешательство юных охотчих. Во-первых, у него просто не было лука, может, конечно, и был, но его никто никогда невидал. А уж, простите, раз ты весь такой из себя лучник, то и лук у тебя должен быть не хуже, чем у славных воев из Княжьей дружины. Ну уж, как минимум, из Мохнатозверя (мамонт) клыков. И с луком этим лучник ну уж никогда, по мнению всех учеников деда Доброхлеба, вообще никогда расставаться не должен. А во-вторых, ходить в лес на охоты Доброхлеб не любил, у него были совершенно другие интересы. Несмотря на это, своё мнение вся ватага держала при себе, и с дедом спорить или пререкаться никто из юнцов не пытался. Потому что, во-первых, учил он хорошо, а во-вторых, чуть что, лупил хворостиной, ну и, пожалуй, третье, что было, наверное, самым главным. Доброхлеб сбивал птицу камнем с сорока шагов, ну, само собой, если ему была нужна эта птица, резким и молниеносным броском камня из пращи. Причём на памяти всех его многочисленных учеников, которых он воспитал за все годы, что преподавал, ну ни разу не было случая, чтобы он промахнулся. Так что Доброхлеба не только побаивались, но и уважали.
