До чего же мне было весело, когда я посмотрела вниз и увидела там очищавшегося от яйца мужчину опрятной романтической внешности.
– Что же это за безобразие, гражданочка, – возмутился он и погрозил мне пальцем. – Я буду жаловаться в инстанции.
– Простите меня, пожалуйста, – покатывалась я от смеха. – Честное слово, это я не нарочно. Просто я хотела выпить яйцо перед репетицией, а оно взяло и выскочило.
Неожиданно хмурый прохожий пригляделся ко мне и спешно сменил направление разговора.
– Так вы, стало быть, актриса? – спросил он все еще строго.
– Я гастролирую с народным театром «Золушка», – гордо отозвалась я. – Не откажетесь ли подняться ко мне? Я помогу вам очиститься.
Конечно, не совсем прилично было молодой барышне делать такое вызывающее предложение незнакомцу. Но я была так растеряна и чувствовала себя такой виноватой, что не удержалась и впустила его к себе. После непродолжительной процедуры очищения мокрым полотенцем я поспешила спровадить уже рассыпающегося в любезных жестах и комплиментах гостя.
Казалось, на этом глупейшая история с прохожим закончилась, как вдруг среди ночи я услышала под своим окном ласковое пение и тихие звуки гитары. Я распахнула окно, при этом услышала, как дружно запираются другие окна, и увидела красавца Валентина в сценической жилетке, расшитой золотыми узорами, и с гитарой на широкой фиолетовой ленте. Под ногами у него лежал поднос с плавающими в нем кувшинками.
Пел он что-то про влюбленного мексиканца, который стоит с гитарой по колено в пруду в розовых панталонах. На поверхности воды покачиваются головки лилий, мексиканец, как и сам Валентин, поет серенаду, а его возлюбленная, ну совсем как я, стоит на балконе и слушает его печальную песню. На дворе полночь, и лепестки лилий падают в воду вместе со слезами красавицы.
Отчего так краснела ланита,
Распуская круги на воде?
Отчего так рыдала Монита
В ее жаркой и дальней стране?
Оттого как он пел беззаветно,
Оттого как он нежно любил,
Оттого как к нему незаметно
По воде подплывал крокодил.
Так сладостно пел он мне серенаду. Но, в общем-то, не это было в диковинку. В то время под окнами вашей бабушки частенько появлялись разные романтически настроенные личности. Что и говорить, большинство из них были либо полными идиотами, либо потерявшими голову чудаками (вообще, мужчины, оказавшиеся рядом со мной, часто теряли головы). Но такого чудака, как этот, я видала впервые.
Дело в том, что пока он, жмурясь, заливался соловьиным пением, из соседнего окна вылетел тапок, и исполнитель получил звучную, со шлепком, пощечину резиновой подошвой. Музыка сразу оборвалась, звуки струн нестройно рассеялись, и в южной ночи повисло нелепое молчание.
– Как вы посмели, Раисасанна? – произнес багровеющий певец, слегка прикасаясь кончиками пальцев к щеке.
– Честное слово, это не я!
– Сначала вы кидаетесь в меня яйцами, а вот теперь я получаю от вас этой обувью, – продолжал возмущаться влюбленный. – Честное слово, это хулиганство какое-то! Вы просто попираете мое человеческое достоинство, искусство и искренние джентльменские намерения…
– Постойте! Постойте! – прервала я его. – Но ведь тапок мужской. Посмотрите, какого он огромного размера.
Постановили примерять к моей ноге тапочек. Но, слава богу, он оказался мне не в пору, и все обернулось в примирительное веселье. Я получила предназначенный мне поднос с кувшинками, а он – предназначенный ему поцелуй в подбитую щеку, естественно. Так началась наша с ним непродолжительная, но весьма назидательная для неопытных барышень дружба.
