– Ничего такого. Он и правда очень простой для своего непростого статуса.
– Смотри, дорогая, не потеряй от него голову. – Предостерегла меня Сид, как всегда выступающая моим голосом разума и дремлющей совести. – Не повторяй ошибок, как с Гэбриэлом. Не стоит бросаться из огня в новый костёр, пока ожоги ещё не затянулись.
– Даже не думала. Предпочитаю смотреть на огонь, а не прыгать в него. Нас связывают только рабочие отношения. – Но сердце волновалось совсем не по-рабочему от одного его имени. – После Гэбриэла я официально взяла передышку на свидания. Сложно потерять голову, если занять её работой. А её будет много. Кстати, о Гэбриэле…
С Сид лучше сменить тему резко, как свернуть с полосы на скорости в сто миль, пока она не начала опекать своими наставлениями. Всего на шесть лет старше, а порой она казалась второй мамой, что лезет со своими нравоучениями, хотя я понимала, что порой со мной нужен был глаз да глаз, и она хотела как лучше для меня же.
– Ты решила проблему? – Взволнованно поинтересовалась я. – Мистер Кларк не должен испытывать неудобства из-за меня.
– Ох, Эмма. – А вот и материнский, даже учительский тон. – Говорила же тебе, что так просто эта история с картинами не закончится. Если ты не передашь ему полотна добровольно, то он имеет полное право получить их по суду.
– Неужели ничего нельзя сделать? Гэбриэл и так отнял у меня слишком много.
– Прости, дорогая, мой юрист прошерстил ваш договор от и до, но не нашёл никакой лазейки.
Моё сердце грохнулось вниз и потянуло меня за собой. Я опустилась в уже облюбленное кресло и ощутила небывалую слабость, словно рисовала сутки без остановки на сон, перекус и даже кофе.
Но стало ещё хуже, когда приговор прозвучал из трубки:
– Тебе придётся отдать картины, Эмма. И чем скорее, тем лучше. Чувствую, что визит Гэбриэла к твоему новому жильцу был не единственным.
Тогда я ещё не знала, как же Сид была права. Она всегда права.
Я знала только одно. Придётся расстаться со своими произведениями, а я ненавидела расставания. Слишком многое я теряла в жизни, чтобы потерять ещё и то, над чем трудилась месяцами. Но я сама подписалась под нашим расставанием заранее, два года назад, чиркнув закорючку на стопке бумажек. И теперь эти бумажки управляли моей жизнью.
– Но можешь быть уверена. После того, как он с тобой поступил, я не стану с ним больше иметь никаких дел.
– Но вы ведь давно знакомы и…
– Ты для меня важнее.
– Спасибо, Сид. Ты ещё не заезжала за моими вещами, чтобы отправить по почте сюда?
– Пока не успела.
– Тогда как будешь в моей квартире, забери и картины. Отдай их Гэбриэлу и скажи, чтобы больше никогда не появлялся в моей жизни. – Рёбра сжали сердце, грозя расплющить его в лепёшку. – И пусть я больше никогда его не увижу.
Вот только вместе с ним я больше не увижу и своих картин.
Видок тот ещё. Рукав отодран от плеча, словно его отгрызли дикие звери. Воротник лишился пары пуговиц, на брюках грязные следы от подошв, а на лице – кровавые от побоев. Завидев меня у лифтов, Мона издала странный звук: то ли вопрос, то ли ужас, то ли всё вместе.
Я чуть ли не пробежал мимо, спрятавшись в своём кабинете. Зато сегодня обошлось без опозданий. Пришёл раньше всех и избежал перешёптываний, а, как известно, в офисе слухи разносятся быстрее, чем ветер в горах. От прошлой владелицы кабинета мне досталось высокое зеркало за стеллажом, и первым делом я кинулся к нему, чтобы оценить свой вид. Выше, чем на двойку он не тянул. И это из сотни.
