– Так, давай сюда свой пульт, – сказала Юка, сопроводив взглядом удалявшихся андроидов, после чего снова извлекла из рюкзака компьютер.
Хан не глядя протянул руку. На предплечье активировалось устройство, словно выплюнув в воздух прозрачный экран.
– Я скачала все имеющиеся у него геометки. Сейчас загружу в твою карту.
– Я уже говорил, что ты – гений? – улыбнувшись, спросил юноша.
– Да. Миллион раз, – ответила Юка, передавая данные со своего компьютера.
– Какой план? Пойдем за ними?
– Да. Идем за Гейбом.
– Все-таки надо было взять оружие.
– Я уже говорила, что ты – тупица?
– Да, миллион раз. И, откровенно говоря, каждый раз это обидно.
– Ты должен был уже привыкнуть, – ответила девушка, отключаясь от пульта на предплечье брата, – они не знали, сколько нас сюда прибыло, ты же понял? Поэтому просто забрали Гейба и улетели.
– Заявимся к ним в поселение? Они ведь туда его увезли?
– Куда бы не увезли, мы его найдем.
– Главное, чтобы они с ним ничего не сделали, пока мы туда доберемся.
– Ты же знаешь, что у них едва ли получится что-то с ним сделать.
– Уверен? Они могут отключать его, а это значит, что в таком состоянии они смогут сделать с ним все, что захотят.
– Тоже верно. Так что, сестренка? Как тогда, на Бета 3? Когда мы стащили дневник из той заброшенной библиотеки.
– Не напоминай.
– А что? Разве не видишь сходства? Да ладно тебе. Признайся уже наконец. Все циклично.
– Нет, братик, – ответила девушка, – оставь эту философскую ерунду для неокрепших умов. У нас тут не игра.
– А по мне так игра. Причем самая интересная из возможных.
– Ты неисправим.
– Ага. Именно так. Как и ты.
* * *
12 июня 1541
Поразительно, как в таком хрупком теле умещается столько воли. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда она смотрела, как ее сородича насаживают на шест и поднимают высоко над песком. Она даже не отвернулась, впитав его страдания полностью, до самой последней капли. С абсолютно каменным лицом. Что не так с этими людьми? Люди ли они вообще? В общепринятом понимании этого слова. Мы привыкли видеть человека в определенном свете, с определенными чувствами, с предсказуемыми реакциями на те или иные действия. И всякий раз, когда я думаю, что уже узнал человеческую природу, что познал истинную сущность человека, что в человеке больше нет для меня загадок и тайн, местные жители возвращают меня вниз на землю. И я начинаю думать, что, ведь вполне вероятно, они – люди, в гораздо большей степени, чем мы. Они, эти необразованные дикари в лохмотьях, почитающие своих языческих богов, приносящие им жертву на подобии той, что Господь не дал принести Аврааму, лишенные страха, но полные животных предрассудков, эти люди гораздо лучше вписываются в картину мира, чем в нее вписываемся мы со всеми своими знаниями, науками и опытом. Что есть весь этот обоз из слов и чисел перед лицом неизбежности? Один лишь набор нематериальных символов, впитанных нами с молоком наших матерей. Окажись мы здесь, в лесу, без всех наших подручных средств, но со всеми нашими знаниями, наедине с этим аборигеном, кто из нас выживет? Думаю, что ответ очевиден. Мы слишком сильно зависим от знаний. Буквально преисполняемся ими, кичимся. Мы – совершенно другой вид. Мы не люди больше. Именно отсюда следует это банальное «дикарь». Слоны, с которыми Ганнибал переправлялся семнадцать веков назад через Альпы – самые мощные существа на суше. Но для него они были всего лишь прирученными животными. И все равно, что они единолично повелевают своим миром, не боясь никого и ничего. Всего лишь дикое существо, требующее кнута. Думая, что мы меняем этот мир, мы не замечаем, что вместо него, мы меняем лишь самих себя. И с новой высоты, или же из нового ущелья, мир кажется нам иным.
