– А дальше неустанная охота на говорунов, дерзких, ленивых и совершенно вредных, с помощью верных псов самодержавия, имена которым Бенкендорф и Дубельт. Поймают несчастного и ну тащить в свою контору у Цепного моста. Тащили, тащили, допрашивали, допрашивали, в Сибирь ссылали, в Петропавловку сажали, а хитрец Медокс все равно и ищеек, и царя вокруг носа обвел со своей придумкой[8]. Но разве это открыло глаза Палкину на происходящее? Нет! Он заглядывал в «Свод» Боровкова[9], а у самого под носом творился бардак.
– Воевал незабвенный тоже не ахти. С Персией сначала подрался – мир праху твоему, невинно убиенный Александр Сергеевич[10]. После с Турцией очередная склока у него вышла. В Кавказе завяз. Польшу в крови утопил[11]. Венгерский поход[12] затеял во спасение Габсбургов, которые впоследствии предательски всадили нам нож в спину во времена Крымской кампании[13]. И все это с солдатами, во оруженными гладкоствольными, старыми, расстрелянными, разбитыми, ржавыми внутри, чищенными кирпичом вопреки предупреждению Левши ружьями…»
И т. д. и т. п. Слушайте, Михаил Иванович, критику «николаевского времени» и запоминайте – авось пригодится.
Может, и пригодится, а пока…
Пока положение следующее. Я, словно некий астральный придаток-квартирант, «подселен» в тело Михаила Юрьевича Лермонтова. Уже и не помню, сколько времени прошло с той поры, как я вижу его глазами, слышу его ушами, чувствую все то же, что и чувствует он, но при этом остаюсь безвольным и бесплотным наблюдателем, абсолютно не способным влиять на происходящее.
Пытаюсь освободиться, вырваться!..
Получается плохо.
Скверные ощущения. Как будто бултыхаешься в большом невидимом «пузыре». Ты подплываешь к краям, пробуешь руками продавить преграду, нарываешься на болезненный укол и отлетаешь к центру. «Не шали, – слышу я раз за разом чей-то шелестящий голос, идущий словно отовсюду. – Накажу…»
Отступаю, снова пробую и снова возвращаюсь к исходному положению.
Поганая ситуация. В Августовских лесах было нечто похожее. Но тогда я все же вернул управление, отогнав фулюгана Мишку Власова от «шоферского сиденья». А теперь? Или у «автобуса» руля нет, или меня немилостиво запихали в «багажное отделение». Похоже, старый Штерн действительно что-то напутал.
Помнится, раньше в народе существовало поверье о двоедушниках. Наверное, оно применимо и в моем случае? Пока не знаю. Как и не знаю того, когда это «заточение» закончится.
Зато пытаюсь быть оптимистом, глядя на ситуацию многогранно и под разными углами. Ну-с, Михаил Иванович, знакомьтесь с жизнью и деяниями очередной исторической личности. К тому же вам представился уникальный случай. Вы ведь теперь своего рода живой свидетель жизни поэта, его деяний, тайн и загадок. Так стоит ли кукситься, раскисать и сетовать на судьбу-злодейку, бессрочно зашвырнувшую вас в незнакомую эпоху? Лучше следите за происходящим, а выход… Выход обязательно найдется.
И я следил, заодно усиленно вспоминая все известное мне о жизни и биографии своего «попутчика». Но вспоминать – одно, а видеть жизнь – совсем другое. Особенно когда жизнь эта разительно отличается от привычной и знакомой по учебникам литературы и истории.
* * *
«Лермонтов Михаил Юрьевич (1814–1841 гг.)
Великий русский поэт, прозаик и драматург. Родился в Москве, в дворянской семье. Его произведения – роман «Герой нашего времени», поэмы «Мцыри», «Демон», «Песня про купца Калашникова», множество лирических стихотворений, драма в стихах «Маскарад» – признанные шедевры русского литературного искусства…
