Если нет никакого вреда другим – то это делать можно. А если – ещё и польза другим от твоих поступков, то это совсем хорошо!
Об этом всегда задумываться полезно!
… Давай я тебе расскажу, как я такое понял про охоту, когда последний раз охотиться пошёл.
– А ты и охотником был?
– Был, Анечка, да ещё каким!
Охота – на войну немножко похожа. Только охотники про это как-то не думают совсем, и я тоже не думал. Не приходило ведь в голову, что стрелять в птичек и зверюшек – грех!
Многие люди охотятся… И, вроде бы, с давних времён так заведено… – вот потому и не задумывался про то…
Нравилось мне на охоту ходить…
Это ведь – как приятно: заночевать в лесу у костерка под открытым небом, тишину ночную послушать, рассвет встретить!
Часто охотники прячутся и долго-долго в засаде сидят, поджидают, наблюдают за птицами и зверями. Специальные места даже устраивают, чтобы подстеречь птичку или зверя подкараулить.
«Засидкой» называется такое место, которое охотник специально готовит, чтобы его видно не было, а он – всё мог видеть.
Интересно в таком шалашике из веток сидеть, песни птичек слушать, смотреть, как солнышко восходит! Столько красоты по утрам в лесу можно увидеть!
Ты каких птичек знаешь, Анечка?
… Анечка задумалась и перечислять стала:
– Воробьи, голуби, вороны, скворцы, синички, снегири, утки, лебеди…
– Ну, наверное, гусей ещё знаешь?
– Про гусей я только в книжках читала и по телевизору их видела. А настоящих – не видела.
– Есть птички, которые рядом с человеком живут. А я, пока охотником был, очень много птичек разных лесных повидал, и песни их красивые слушал: и глухарей, и вальдшнепов, и бекасов, и тетеревов.
… Ну вот, отвлеклись мы с тобой…
Охотился я в тот раз на уток. Из тростничков у меня стеночка-заслонка сделана была. Сижу так за ней, наблюдаю.
Вижу: селезень красивый плывёт. Селезнем – утку-самца называют. У него на головке пёрышки тёмно-зелёные, изумрудные, а на шейке – полосочка беленькая. А самочки – они целиком пёрышками коричневыми покрыты. Ведь им – маскироваться надо, когда они яички высиживают, потом за птенчиками своими ухаживают.
… Вот – плывёт этот селезень, лапками в воде перебирает, меня не видит.
Залюбовался я на него! Даже призадумался: может, не стрелять, пожалеть такого красавца?…
Вот ты бы – как поступила? Пожалела бы?
– Да, я бы пожалела! – уверенно сказала Анечка.
– А я тогда подумал-подумал и решил, что слабость это во мне такая от красоты наступила!
Охотник я был опытный – никогда прежде такого со мной не случалось. Красота – красотой, а дело своё – исполняй! Сколько дичи настрелял я за свою жизнь: и тетеревов, и куропаток, и зайцев, и на кабанов охотился, и на лосей! И что это вдруг я так расчувствовался? – не понимаю! Недалеко другие охотники стреляют, не я – так другой охотник этого селезня подстрелит! Сезон охоты ведь уже открыт…
Прицелился снова, вот уж на крючок спусковой вроде бы нажал – да тут что-то произошло небывалое! Хочешь – верь, а хочешь – не верь! Вместо того, чтобы дробь из ружья вылетела, – я сам, как пуля, вылетел – и в теле того селезня очутился! Лапками перебираю, по воде плыву, а думаю – по-прежнему, как человек…
А может, и утки думать умеют? Того я не знаю…
Только, хоть я в селезня превратился, а про то, что охотником был, – помню. И что из ружья прицелился – помню.
Стал я скорее отплывать в тростники – подальше от того места.
