Добрые злые сказки - страница 6



Но кто ты?
Мы не знакомы, все же.
4:30,
и я
проснусь.
*
Я помню частности: кожа, губы,
ключицы, скулы, неловкость рта.
И как магнитом к себе тянула
твоя небесная красота.
Твои ладони со вкусом стали,
галактики посреди ресниц.
Как трещины на стекле сдвигались,
ломаясь и превращаясь в птиц.
Мираж, придуманный пьяным мозгом,
а может, демон, крадущий сны?
Твой город, голос, страна и возраст,
ответь мне – кто ты?
Да кто же ты?
Ты исчезаешь с рассветной дымкой,
под трель будильника в тишине.
И только ласковая улыбка,
лишь это – то, что осталось мне.
Так больно, страшно и безнадежно —
секундой раньше держать в руках,
секундой раньше – касаться кожи.
Но утро все превращает в прах.
И снова в полночь, на перекрестке,
у автострады других миров,
я жду тебя.
Я одет неброско,
в руках букет полевых цветов.
Ты незнакомка,
ты – страсть и нежность,
ты – тяжесть в сердце и боль в груди.
Я просыпаюсь с пустой надеждой
в реальном мире
тебя найти.

«Море…»

Море,
пребывающее в состоянии покоя,
под твоими пальцами
вспенивается
штормом.
Осознавай последствия – не прикасайся ко мне рукой,
не красней пунцово,
задергивая шторы.
Лучше
завари нам чаю, преправленного печалью,
дорогами дальними
и
корицей.
Как масло, намажь отчаяние
на хлеб,
раздели
и отдай синицам.
Чудесный вторник, чудеснейший.
Поговорим о погоде, о твоей крестнице,
главное – не о будущем
или прошлом.
Не совершай оплошность.
Действуем осторожно.
А лучше – давай помолчим.
Ах! Изо рта вылетают слова-моллюски,
кружат над огарком свечи,
щупальцами оплетают люстру.
Через открытую форточку вплывают слова-акулы,
мурены, скаты
и белые киты.
От нежности сводит скулы.
И невод забрасываешь ты
с ловкостью заядлого рыбака,
опытного морского волка.
И розовые облака осыпаются
дождем
на шаткую книжную полку.
Губы твои – восхитительная наживка,
для маленькой рыбки кои,
заблудившейся в большом море.
Время тягуче и зыбко,
я глотаю твою улыбку,
как стальной крючок.
Ответь:
ты веришь в меня
еще?
И цепкой актинией раскрывается твоя рука.
Осознавая последствия,
я касаюсь твоей ладони.
Море вспенивается. Расступаются берега.
Мы тонем.
Мы тонем.
Мы тонем.

«Солнце скользит по нагретым крышам…»

Солнце скользит по нагретым крышам,
плавит латунь и медь.
Вьются знамёнами волосы рыжих,
Бог расставляет сеть.
Я, юрким карпом, лавирую ловко
между цветных машин.
Жизнь – это сложная головоломка.
Как же ее решить?
Лето танцует под музыку улиц,
скачет подкожный пульс.
Юные дети шагают, целуясь,
прячут сердца от пуль.
Бог – старый снайпер, держит на мушке.
В смуглых ладонях сталь.
Смерть, улыбаясь, шепчет на ушко:
«я выхожу искать».
Пух тополиный бежит по асфальту,
где-то поет свирель.
Ноты тихонько касаются пальцев.
Бог намечает цель.
Брошенный кот и ненужный ребенок,
прячут в груди печаль.
Город глядит безразлично и сонно,
лучше не замечать.
Каждый потерянный и одинокий
ищет свою судьбу.
Мир открывает все карты, дороги,
лучше поверь ему.
Нет ничего, что не покорится
смелости и добру.
И самолет из бумажной страницы
сможет обнять Луну.
Легкой дороги неловким и странным,
сломанным и смешным.
Пусть ветер странствий залечит раны,
будут незримы швы.
Дети-бродяги, дети-скитальцы,
не опускайте глаз.
Просто сражайтесь, боритесь за счастье.
Время одно – «сейчас».
Утро июньского воскресенья —
чистое волшебство.
Лето дает тебе шанс на спасение,
не упускай его.

«Он скован в тягучей сонливости дней…»

Он скован в тягучей сонливости дней,
текущей по стенам квартиры в хрущёвке.
Он словно залипшая кнопка ’replay,