– Такой вопрос надо решать без эмоций, – поддержала Назарова.
– И посоветоваться с другими врачами, – добавила Люба.
У Нади зазвонил мобильный телефон.
– Убери свою лапу, я должна достать мобильник, – потребовала супруга Ерожина.
Глеб нехотя повиновался. Звонил Сева Кроткин.
– Надька, давай Петра Григорьевича заберем в Москву! Ермаков его вылечит и ногу сохранит. Ермаков – кудесник. Меня уже выписали, – кричал в трубку Сева. Кроткий, который во время болезни говорил слабым и сиплым голосом, вновь обрел знакомый бархатный баритон.
– Карлсон, ты в своем уме? У него температура под сорок! Петр не выдержит девяти часов дороги, – от возмущения наивностью родственника Надя вспомнила его шутливое прозвище.
– Выдержит. Он мужик крепкий. И… потом… почему девять? Три часа… и он в Москве – настаивал Кроткин.
– Это как, на ковре-самолете? – не поняла Надя.
– Сейчас тебе позвонит Грыжин. Мы с генералом уже все обсудили, – сообщил Сева.
– О чем вы спорите? – поинтересовалась Люба, когда сестра закончила разговор с Москвой.
Надя озвучила предложения Севы. Друзья не успели отреагировать, как позвонил Грыжин.
– Где Михеев? – без предисловий спросил генерал.
– Рядом со мной в машине.
– Ты сейчас дашь трубку парню, я с ним обо всем договорюсь. Ваше дело исполнять приказы Михеева. На время болезни Петра я как заместитель Ерожина назначаю его начальником.
Надя без слов передала Михееву трубку.
О чем говорил Иван Григорьевич с молодым человеком, друзья не слышали. Глеб же отвечал одной фразой: «Понял, товарищ генерал».
Закончив разговор с Грыжиным, Глеб рассеянно вернул трубку Наде и задумался. На вопросы женщин он не реагировал, а лишь внимательно смотрел на часы.
– Во сколько основной персонал заканчивает работу в больнице? – наконец заговорил Михеев.
Надя, изучившая режим лечебницы досконально, уверенно сообщила, что жизнь в клинике начинается рано – с восьми часов, а после обеда обычно остаются лишь дежурные врачи и санитары.
– Таня, сейчас мы едем к тебе домой, ты берешь простыни, находишь спальный мешок и всех нас кормишь. Если, конечно, что-нибудь найдешь. У нас всего час свободного времени.
Назарова кивнула. Надя и Люба обменялись недоуменными взглядами, но вопросов задавать не стали. Глеб завел машину и рванул с места.
– Набрось ремешок. У меня нет доверенности на машину, и встречи с инспектором нам не нужны, – сказал он Наде.
Ровно через час они вернулись к больнице.
– Вы, сестрички, оставайтесь в салоне и ждите, – приказал Михеев Наде и Любе. Затем он взял свернутый спальный мешок и вместе с Таней вышел на улицу. Сестры пронаблюдали в окно, как Глеб с девушкой решительно зашагали к главному входу.
– Это же безумие, – прошептала Надя.
– Если доктор сказал, что ты имеешь сутки на раздумье, лучше эти сутки использовать на дело, а не на ожидание, – успокоила сестру Люба.
Надя вздохнула и замолчала. Прошло двадцать пять минут. В машине время тянулось дольше. Надя смотрела на часы и переживала. Ей казалось, что стрелки замерли. Прошло еще десять минут.
Огромная фигура Глеба возникла неожиданно. Михеев плюхнулся на водительское место, завел «Сааб» и, дав задний ход, заехал в ворота клиники. Затем по двору обогнул здание и остановился возле входа без всяких табличек или надписей.
– Когда я появлюсь, сразу вылезай и помогайте его устроить, – выходя из машины, бросил Глеб и исчез за таинственной дверью.
