Добудь Победу, солдат! - страница 9



Он сказал Ольге – Подожди! – и направился к двум новобранцам, которые сидели поодаль на пустых ящиках и участь которых Саватеев решил давно, как только спустился на берег. Санька что-то им втолковывал, размахивая руками, и пожилой, с обвислыми усами солдат в поношенной шинели с готовностью встал, а второй что-то возражал Саньке сидя, и когда он поднялся, оказался выше его на голову, и Ольга узнала в нем того, рыжего, что приставал к ней на барже. Они пошли за Санькой, а долговязый несколько раз обернулся назад, как будто ждал кого-то и сказал громко:

– Я повар, мне сказали здесь ждать!

– Таких тощих поваров не бывает! – парировал новоявленный их командир и добавил, раз уж выпал случай покомандовать, – отставить разговоры! Нам еще две ходки надо сделать!

Слава богу, определились! – сказал пожилой, подходя, и Ольга узнала вчерашний голос – она не ошиблась тогда на барже, усы у него были обвислые и прокуренные до черноты на концах. Санька командовал весело, с прибаутками, и бойцы подняли ящик, и старику достался также вещмешок с запалами для гранат, а долговязому Санька вручил в свободную руку Ольгин мешок с рацией. Он провел их вдоль обрыва, и вскоре они повернули направо и стали подниматься вверх по глубокому оврагу. Пока они шли, Санька говорил без умолку и вскоре Ольга знала о нем все или почти все. Что он из-под Смоленска, а деревня его непонятно куда относится, то ли к Белоруссии, то ли к Смоленской области. Что у него две младшие сестры, а отец воюет где-то на севере, вроде под Ленинградом и писем давно не было.

Солнце поднялось уже высоко и на небе ни облачка, и тихо вокруг и спокойно, как будто и не было никакой войны. Овраг постепенно сужался, и в конце его уже можно было разглядеть вход в блиндаж, завешенный плащ-палаткой, и дальше овраг раздваивался двумя траншеями. Санька сказал радостно:

– Уже скоро, уже почти дошли! Видишь, эта траншея идет вправо, к школе, там у нас НП. – Над краем оврага виднелся верхний, полуразрушенный этаж здания. – А эта, – Санька показал на начало другой траншеи – ведет прямо на передовую, отсюда до передовых окопов метров сто. Так что мы тут почти в тылу!

Но тут впереди грохнул взрыв, и все невольно пригнулись и ускорили шаг. Начался артобстрел, снаряды стали падать густо и в грохоте разрывов Ольга уже не услышала нарастающий в небе гул бомбардировщиков. Бойцы поставили ящики у входа и уселись на них, с тревогой поглядывая в небо. Ольга вслед за Санькой вошла в блиндаж, едва освещенный сделанной из снарядной гильзы лампой. Санька опустился на корточки у низенького, грубо сколоченного столика и о чем-то говорил с пожилым сержантом, но из-за грохота ничего не было слышно. К ним подсел другой, тоже с сержантскими нашивками. Черноволосый и черноглазый, нос с легкой горбинкой, он время от времени поглядывал насмешливо и в то же время оценивающе на Ольгу, которая, не зная, куда себя деть, осталась стоять у входа. Вдруг он встал и подошел к ней, движенья его были легкие, кошачьи, и протянул руку. Приблизился к ее голове и прокричал в ухо:

– Младший сержант Чердынский!

Она приподнялась на цыпочки и также, прямо в ухо, ответила:

– Максименко, радистка!

Санька поднялся и, подмигнув ей ободряюще, ушел, а Ольга подошла к столу. Пожилой сержант подвинулся, и она присела рядом с ним на снарядный ящик. Завыли, падая в пике, “Юнкерсы Ю-87”, и земля вздрогнула и заходила ходуном от взрывов тяжелых бомб. С потолка, в щели между шпал, сыпался песок, и Ольге стало не по себе от мысли, что такая бомба может упасть на крышу блиндажа.