Но Кейт, к своему стыду, не могла остановиться. Слёзы градом катились по щекам, кончик носа, как всегда, когда она плакала, пылал огнём.
– Я только хотела узнать, – всхлипывала Кейт, нашаривая платок, – всё ли у них в порядке… и как им удалось устроиться… и нашли ли они барсучью нору…
– Уж её-то они нашли, можешь не волноваться. Ну перестань же плакать, маленькая. Полно тебе.
– Я перестану… через минутку, – сказала Кейт приглушённым голосом и высморкалась.
– Послушай-ка меня, – продолжил старик, совершенно расстроенный, – уйми слёзы, утри глаза, и старый Том тебе что-то покажет… – Он неуклюже встал с табурета и склонился над ней, опустив плечи, как птица крылья, словно желая её защитить. – Это тебе понравится. Ладно?
– Всё, – сказала Кейт, в последний раз насухо вытерев глаза и нос, убрала платок и улыбнулась старику. – Вот и перестала.
Старый Том опустил руку в карман, но затем, кинув осторожный взгляд на потолок, казалось, передумал: было слышно, что шаги наверху направляются к лестнице.
– Всё в порядке, – сказала Кейт, тоже прислушиваясь.
Тогда он вновь пошарил в кармане и вытащил мятую жестяную коробочку вроде тех, в которых курильщики трубок держат табак, и принялся неловко открывать крышку узловатыми пальцами. Наконец она открылась. Тяжело дыша, старый Том перевернул коробочку и что-то оттуда вытряхнул.
– Вот…
Кейт увидела на его мозолистой ладони крошечную книжечку и, не веря своим глазам, воскликнула:
– О!
– Бери, бери, она не кусается. – И в то время как Кейт робко протянула к нему руку, добавил с улыбкой: – Это дневник Арриэтты.
Но Кейт и так знала это; знала ещё до того, как увидела потускневшие золотые буквы: «Записная книжка-календарь с пословицами и поговорками». Книжечка была выцветшая от солнца, с потёками и пятнами от дождя и такая ветхая, что, когда Кейт раскрыла её, все страницы целиком выскользнули из переплёта. Чернила или карандаш, а может быть, сок каких-то растений – чем там пользовалась Арриэтта, когда писала, – потеряли свой цвет и стали где коричневыми, где жёлтыми, а где блёкло-лимонными. Книжка раскрылась на 31 августа, и Кейт прочитала вверху страницы изречение: «Небесный свод – наш лучший кров», – а под ним неумелой рукой Арриэтты было нацарапано три фразы: «В кладовой пауки», «Миссис Д. уронила кастрюлю. С потолка течёт суп» и «Разговаривала со Спиллером».
«Кто такой Спиллер? – спросила себя Кейт. – Тридцать первое августа? К этому времени они уже покинули большой дом. Значит, Спиллер появился в новой жизни Арриэтты тогда, когда они очутились под открытым небом». Кейт наугад перевернула назад несколько страниц.
«Мама сердится».
«Нанизывала зелёные бусы».
«Лазала на живую изгородь. Яйца тухлые».
«Лазала на живую изгородь? Видно, Арриэтта занялась охотой за птичьими гнёздами… а яйца оказались плохими, ведь был уже… – Кейт посмотрела на число. – Да, тот же август, и девиз этого дня был: «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь».
– Откуда она у вас? – спросила Кейт изумлённо.
– Нашёл.
– Где?
– Здесь. – Том устремил взгляд к очагу.
– В этом доме?! – удивлённо воскликнула Кейт, и в то время как смотрела на его непроницаемое морщинистое лицо, ей внезапно припомнились недобрые слова мистера Зловрединга: «Самый большой лжец в округе».
Но ведь вот на её ладони лежит настоящий дневник Арриэтты. Кейт уставилась на него, пытаясь разобраться в собственных мыслях.
