– Что – могут? – спросил мистер Потт, глядя, как раскачивается вывеска, и огорчаясь, что так скрипит.
– Пыхтеть! – ответила мисс Мэнсис, выжидающе глядя на него.
У мистера Потта сделался тревожный вид: о чём это она толкует?
– Пыхтеть? Понятия не имею.
– И я тоже, – весело согласилась с ним мисс Мэнсис, к его огромному облегчению. – Я хочу сказать, мы, в общем, так мало знаем об эльфах…
– Верно, – подтвердил мистер Потт, снова почувствовав себя в безопасности.
– …и об их привычках. Устают ли они и стареют ли, как мы, спят ли ночью, ведут ли домашнее хозяйство. Или про их еду. У нас так мало фактов. Мы даже не знаем, что они…
– Едят, – вставил мистер Потт.
– …собой представляют, из чего сделаны. Вряд ли у них та же плоть и кровь, что у нас.
– Вряд ли, – согласился мистер Потт и вдруг испуганно взглянул на мисс Мэнсис: неужели она сказала «кровь»? Положив вывеску, он обернулся. – О чём, ради всего святого, вы толкуете?
– О том, что по зрелом размышлении эти существа не могут быть эльфами. Да что там! У этого человечка на штанах была дыра, и он пыхтел и отдувался, поднимаясь на холм. Там есть ещё одна – в юбке, а может быть, две – трудно разобрать, сколько их. Я видела в окне руку: кто-то протирал изнутри стекло, – но чья она, было не разобрать. Белая, как стебель колокольчика, и примерно такой же толщины. Двигалась из стороны в сторону, забиралась во все углы. А потом я нашла очки и рассмотрела её до локтя. Настоящая рука. Рука, а в ней тряпка. Я не верила своим глазам. И всё же в известном смысле это казалось естественным.
– В известном смысле, да, – согласился мистер Потт, но вид у него был растерянный.
Для мисс Мэнсис началась чуть не самая счастливая пора её жизни – во всяком случае, так ей казалось потом. Она всегда любила наблюдать природу: следила за муравьями в траве, мышами в амбаре, подмечала, как плетут паутину пауки, как строят гнёзда птицы. Она могла часами не двигаться с места: глядя, как паук спускается с листка, чувствовала и себя пауком и столько раз смотрела, как они плетут паутину, что и сама могла бы её сплести, причём любой, даже самой необычной формы. По правде сказать, мисс Мэнсис порой даже критиковала работу пауков. Так, пауку, висевшему в воздухе, она шептала: «Ну куда же ты, глупый… Этот лист тебе не годится, он скоро упадёт. Попробуй зацепиться за колючку…»
И вот теперь, сидя на склоне холма, обхватив руками колени, прикрытая – так она думала – большим кустом чертополоха, мисс Мэнсис наблюдала за маленьким народцем. И всё, что видела, описывала потом мистеру Потту.
– Их трое, – сказала она через несколько дней после того, первого разговора. – Мать, отец и худенькая девочка. Сколько им лет, сказать трудно. Иногда мне кажется, там есть и четвёртый… кто-то или что-то, который то появляется, то исчезает. Какая-то неуловимая тень. Но, возможно, это просто моя…
– Выдумка, – закончил мистер Потт.
– Фантазия, – поправила его мисс Мэнсис и радостно вздохнула. – Странно, что вы их не видели.
Мистер Потт, занятый кирпичиками, не ответил, решив, что речь идёт не об игрушечном Виноградном домике у него в саду, а о настоящем доме под таким же названием в Фордэме и мисс Мэнсис передаёт ему местные сплетни.
– Вы не представляете, что они там делают. Это просто чудо! Парадная дверь не открылась: наверно, покоробилась от дождя, – и весь вчерашний день он трудился над ней, скрёб чем-то похожим на лезвие бритвы. А ещё они сняли занавески, которые я сшила для «Короны и якоря», и повесили у себя, так что теперь нельзя заглянуть в окна. Я бы и так не решилась заглядывать, понимаете, близко к ним подходить нельзя. А Главная улица такая узкая. Потрясающе, правда?
