— А и вызвала бы, — подтвердила она, зардевшись от этих фантазий, — мне кажется, я ужасно ревнивая. Вот прям терпеть не могу, когда мое трогают. Я вам сейчас расскажу: однажды папа разрешил какой-то противной купчихе взять мою Кару, так я едва его за ухо не укусила. Едва-едва сдержалась.
— Кару? — лекарь сдавал карты и слушал ее, кажется, с превеликим удовольствием.
— Мою лошадь.
— Как можно было дать невинному животному такое имя?
— Видели бы вы ее в молодости, кара небесная и есть. Я с нее слетала так часто, что полгода ходила вся синяя. Но знаете, что в этой истории самое любопытное? — Саша взяла свои карты и посмотрела в них без особого интереса. Играла она без всякой расчетливости, следуя сиюминутным порывам. — После того как отец одолжил Кару той купчихе, Изабелла Наумовна неделю из своей комнаты не выходила! — торжествующее сообщила она и пояснила, заметив его молчаливый вопрос: — Это моя третья гувернантка. Повар Семенович зовет ее приживалкой. А вы что же, рассорились со своей женой, поэтому так разволновались?
Саша спросила — и тут же прикусила язык. Права кормилица Марфа Марьяновна, бестолковая она девка, совсем беда бедовая.
Однако в этот раз лекарь остался спокоен и недвижим.
— Как ты себя чувствуешь, Саша? — спросил он неожиданно. — Головокружение? Слабость? Картинки на картах видишь ясно?
— Да что это с вами? — удивилась она. — В пляс мне, пожалуй, еще рановато, но лежа в кровати я горы сверну.
— Как ты переносишь сильные треволнения? Падаешь в обморок? Начинаешь лить слезы? У тебя отнимаются ноги, колотится сердце, дрожат руки?
— Я ложусь спать, — проговорила Саша с глубоким недоумением. — Нет такой душевной смуты, с которой не справился бы добрый сон.
— В таком случае, весьма удачно, что ты уже в постели.
Лекарь бережно погладил ее по руке, выглядел он грустным, но решительным.
Саша совсем отбросила карты, понимая, что какой уж тут «дурак», когда у лекаря такое лицо.
— Нет, я не рассорился со своей женой, — ответил он наконец, — просто не видел ее уже более двадцати лет.
Неужели и она тоже сбежала с прощелыгой, едва не ляпнула Саша, но в этот раз сумела обуздать свой порыв и только уточнила благонравно:
— Как же это получилось?
— Я пленник в этой лечебнице, — просто сказал лекарь и улыбнулся, словно извиняясь за подобный конфуз.
— Более двадцати лет? — ахнула она. — Что же вы такого натворили?
— Помог появиться тебе на свет, — ответил лекарь совершенно спокойно. — Ты была крошечной, синей, и мне пришлось шлепать тебя по попе, чтобы ты начала дышать.
— Это какая-то шутка? — неуверенно спросила Саша, совершенно не понимая, как можно столь невозмутимо нести подобную околесицу. — А может, вы и вовсе умалишенный? Сбрендивший старик, который похищает юных девиц и рассказывает им небылицы?
— Не поздновато ли ты спохватилась, душа моя, — хмыкнул он. — Я тебя уже третий день лечу и кормлю, а ты только сейчас испугалась?
— Ах, это удар по голове сделал меня такой доверчивой!
— Похоже, ты и до удара была безалаберной.
— Да как вы смеете! — вспыхнула Саша и замолчала, опомнившись.
Это у нее от потрясения мысли не в ту сторону убежали.
— А моя мама? — спросила она, собравшись с духом. — Не была же она монашкой в самом деле?
— Видишь ли, у твоей мамы было многоводие, и она, похоже, плохо питалась, а носила она тебя тяжело. Твое дыхание едва прослушивалось, оно было слабым, прерывистым. Мне пришлось сделать операцию, чтобы спасти тебя. Но твою маму спасти не удалось.
