– Можете денег не платить, – усмехнулась и подмигнула десятнику и раскрывшему рот приставу Нира. – Выступили бесплатно. Но вот пошлину можете нам урезать, это будет очень мило с вашей стороны!
– Никак не можем! – проблеял Келли, утирая мигом вспотевший лоб. – Приказ!
– Хм, я так и думала! – нахмурилась Нира, отходя прочь.
– И всё же, – спросил через пару минут десятник, когда справился со своими эмоциями после представления. – На кой вам столько оружия?
– Это я коллекционирую, – выступила вперёд Вира. – Моё увлечение. Люблю подраться, знаете ли.
Глядя на её мускулистую фигуру, а также на то, как она метала ножи, в это верилось очень легко.
– А украшений откуда столько? – продолжал слабо настаивать на своём Келли, хотевший ещё было добавить – а не краденые ли это вещи, но сказать этого не успел.
– Надо же нам в чём-то хранить свои сбережения, – ответила Лира. – Кроме того, нас часто одаривают благодарные зрители из благородных. Не только украшениями, но вот и паука подарили, как видите!
Кивнув, стражники с приставом перешли к последнему фургону, но там их заинтересовал только раненый Атос и сундук, принадлежавший Эвансу.
– Что с вашим товарищем? – указал на ногу дворянина Келли.
– С лошади неудачно упал, – не стал врать тот. – Случайность.
На всякий случай десятник осмотрел лубок на его ноге при помощи линзы, однако скрытых вещей или магии в нём не обнаружил.
– Чей сундук? – спросил пристав, прежде, чем открывать его.
– Мой, – тут же нарисовался де Грей, нервно переминавшийся с ноги на ногу.
При виде его нерешительности стражники и пристав немного оживились, рассчитывая на обнаружение запрещённых вещей, однако их ждало разочарование. Внутри обнаружилось огромное число разнообразных платков всевозможных форм, размеров, цветов и матераиала, отчего на рожах у всех поселилось крайняя степень недоумения. Часть из них оказалась обшита серебром или даже золотыми нитями, часть была из очень дорогих материалов, а большинство были обычными отрезами ткани, обшитыми по краям или вовсе без этого. Часть из них и вовсе были обрывками или отрезами чего-то другого, словно их аккуратно срезали ножницами или кинжалом от платья. На некоторых платках обнаружились чьи-то инициалы, но все они были разными, и, похоже, принадлежали разным людям, а, вернее, дамам, поскольку мужчины себя подобными шалостями развлекали редко, предпочитая шумно сморкаться в руку или зажимая одну из ноздрей. Да и фасон у всех изделий был соответствующий.
– На кой ляд тебе столько платков, а? – посмотрел десятник на Эванса. – У тебя что – такой ужасный неизлечимый насморк, что ты возишь с собой целую сотню или сколько их тут?!
– Три сотни, – шмыгнул носом бард. – Недавно стало. Нет, это не от насморка. Это напоминание о каждой женщине, что у меня когда-то была.
– Эвона как! – крякнул ошалевший Келли, начиная чесать затылок.
Сунувшаяся было вперёд любопытная Нира заметила в ворохе платков, который держал удивлённый пристав в своём кулаке, что-то до боли знакомое, и поспешила выхватить у него один из лоскутов, коим оказалась тряпочка жёлтого цвета. А далее последовал скандал, который позабавил всех, кроме самих участников, поскольку девица кричала на перепугавшегося Эванса, угрожая намять ему бока, поскольку «этот паскудник испоганил мне любимое платье, срезав с него кусок, а я-то всё гадала, когда я смогла его порвать!». От расквашенного носа бедолагу де Грея спасло только то, что он мигом взлетел на крышу своего фургона, куда Нира забираться не спешила.
